Зимой я находилась в другом городе, но иногда я вспоминала о тёте Кате. О чём она думала, лёжа в темноте, в холодном, заброшенном доме, покинутая всеми ? Может - быть, она просила бога, чтобы он поскорее забрал её к себе ? Я думала о том, что сын тёти Кати и её внуки сидят сейчас в своей маленькой, но тёплой и уютной квартире, наверное, смотрят телевизор. Неужели, они не думали о том, что их мать и бабушка замерзает сейчас в заброшенном доме?

      Иногда я думала, вот к лету я приеду в Аккерман, и тогда накуплю гостинцев для тёти Кати и навещу её. Но в глубине души я понимала, пожилая женщина не сможет пережить зиму в таких ужасных условиях.

      В конце мая я приехала в Аккерман и узнала от знакомых, что тётя Катя пережила зиму и умерла ранней весной в начале марта. Никто не скорбел о ней, никто не оплакал её смерть. И для сыновей, и для внуков её смерть была большим облегчением. Они наконец –то избавились от этой обузы.

      В поезде во время дорожного разговора я рассказала одному мужчине, своему попутчику о тёте Кате, о том, как поступили с ней её родные.

  - Отработанный материал ! - сказал попутчик о тёте Кате и махнул рукой.

Об обществе можно судить по тому, как оно относится к своим детям и старикам.

      Однажды я встретила в городе молодую женщину Таню, которая была невесткой женщины - пастора той христианской общины, членом которой была тётя Катя. Я упрекнула Таню в том, что они покинули пожилую женщину, бросили её на произвол судьбы.

  - Она отошла от бога, стала отступницей, - уверенно сказала молодая женщина о тёте Кате. Опять эта очень удобная отговорка, придуманная для того, чтобы оправдать свои действия или вернее, бездействие. Снять с себя ответственность за чужую судьбу и чтобы совесть потом не мучала.

   - Но вы же проповедуете, что нужно прощать, - возразила я. – Почему же вы не простили тётю Катю, если она действительно, как вы говорите, « отошла от бога» ?..

  - Так что же, я должна была забрать её к себе ? - с раздражением спросила Таня.

  - «А почему бы и нет»? - подумала я. У них были две квартиры, они держали квартирантов и вполне могли бы приютить тётю Катю хотя бы на зиму.

Таня увлечённо стала рассказывать о том, что она подобрала на улице маленькую, бездомную собачку и вот теперь она приютила эту собачку и ухаживает за ней. Я подумала: «Какая трогательная забота о собачке и какое бездушное отношение к беспомощному, больному человеку».

Осенью я поселилась в Переможном на квартире у пожилой женщины по имени Фира. Фира жила неподалёку от моей бывшей хозяйки Марии, поэтому она хорошо помнила тётю Катю. Заодно подвернулась и работа на уборке винограда в селе Выпасное. Работали с утра и до самой темноты без выходных.

      Кормили на винограднике хорошо, и к первому и ко второму полагался хороший кусочек мяса. Нам разрешалось каждый вечер после работы брать домой ведро винограда. Из Выпасного приходилось идти пешком в Переможное уже в темноте, транспорта уже не было. Вдобавок нужно было ещё нести ведро винограда.

      Я отдавала Фире ведро с виноградом, и она высыпала виноград в большой чан. Фира делала вино. Для этого у неё были необходимые инструменты, она нанимала работников.

      Наконец работа на винограднике закончилась. На окраине села в одном доме накрыли стол, чтобы отпраздновать окончание уборки винограда, праздник обжинки. Наша женщина - бригадир зарезала к празднику большую свинью. Столы ломились от обилия еды и домашнего вина.

Наступила поздняя осень. В большой комнате у Фиры над диваном висела большая дореволюционная картина, изображающая спящую, молодую женщину в окружении ангелов. На серванте у Фиры стоял старый, дореволюционный самовар, доставшийся ей в наследство от матери. Фира любила по вечерам чаёвничать за большим столом, слушать и читать стихи. Любила она, растопив печь, набросать в неё разных душистых, пахучих трав и тогда по комнате расплывался терпкий, горьковатый, осенний аромат.

Прошло полгода после смерти тёти Кати. Иногда мы с Фирой вспоминали её.

      Однажды осенним вечером, когда уже стояла глубокая осень и темнело рано, мы сидели с Фирой в кухне и смотрели на огонь. Весело потрескивала печка. Мы наложили в печь разных трав и их душистый, терпкий аромат медленно расплывался по комнате. Вот и сегодня мы вспомнили о тёте Кате, словно душа этой несчастной страдалицы снова и снова напоминала о себе.

   - Вы знаете, - сказала я Фире. - Я всё время думаю о тёте Кате. О том, как она умирала страшной смертью в заброшенном доме, зимой без отопления, в мучительном холоде, без ухода. В одиночестве, покинутая всеми. Никто не протянул ей руку помощи, никто её не поддержал. Ни сыновья, которых она вырастила, ни внуки, которых она нянчила, ни её сёстры по вере.

  - За что же, за что они так поступили с ней? - спросила Фира.

  - За то, что она одна без мужа вырастила двоих сыновей. За то, что отрывала от себя последний кусок хлеба, и отдавала им. За то, что вырастила внуков. Вот за это они так с ней поступили, - ответила я Фире.

Мы замолчали, и стали смотреть на огонь, который плясал в печи. Через некоторое время я нарушила молчание.

- Вы знаете, - сказала я Фире, - тётя Катя умирала в ужасных мучениях, но самым страшным ударом для неё было то, что её все оставили. Она умирала, покинутая всеми.

- Это был её последний крест, - отвечала мне Фира.