Глава десятая

 

    Море…  оно так близко и его так много… Море  видно отовсюду.  Особенно красивый вид на море открывался с сопок. Казалось, что на горизонте море сливается с небом, и  можно было  смотреть на  идущие суда, которые издали казались маленькими пароходиками.  На сопках находились двух - и одноэтажные дома, детские сады и танцевальная площадка. Рядом с танцплощадкой были установлены на каменных тумбах  каменные львы.  
    Здесь же на сопках был установлен большой, памятный монумент в честьпогибших моряков четырёхрыбацких  судов, затонувших в Беринговом море в ледяных водах Бристольского залива в  январе 1965 года.*  Возле монумента горел Вечный огонь. На монументе были высечены фамилии всех моряков.  Всего погибло 106 человек. Тогда на море был жестокий шторм,  который сопровождался морозом и сильным обледенением. Затонуло сразу четыре советских судна, все погибли. Для создания этого монумента, из Москвы был приглашён знаменитый скульптор Вучетич, который и сделал его. В том роковом шторме также погибли экипажи шести японских рыболовных судов - о них нам ничего не известно. 
    В моём детстве окна нашей квартиры выходили на море. Каждый вечер мы любовались  видом заката и наблюдали как солнце садится в море.  Это был целый ритуал. Мы садились на стулья возле окна и смотрели на заход солнца. Я не отходила от окна, чтобы не пропустить момент, когда солнце опустится в море.  Вот остался только краешек солнца, вот оно исчезло за горизонтом, и, наконец, гаснут последние, багровые его лучи…  
    Японское море, Татарский пролив. В хорошую, ясную погоду был виден остров Монерон.  Здесь возле этого острова в 1983 - м году упал Боинг 747, сбитый советскими ВВС.  То ли случайность, то ли чей - то злой умысел. Но мы уже здесь не жили, когда произошёл этот инцидент. На тот момент мы уже давно жили на юге. В Невельске есть старое Японское кладбище, которое находится в Южном Распадке. На этом кладбище и был впоследствии поставлен монумент жертвам этой авиакатастрофы. На этом монументе высечены имена и фамилии пассажиров злополучного южнокорейского Боинга. 

* Примечание. Погибли находившиеся на промысле в Беринговом море средние рыболовные траулеры “Бокситогорск”, “Севск,” “Себеж” и “Нахичевань.”  Удалось спастисьтолько одному человеку. Это был старший мастер добычи Анатолий Охрименко c  судна “Бокситогорск.”Его спас траулер “Уруп.”  Также был установлен мемориал “Скорбящая мать” на горе Лебединая в Находке, так как траулер “Бокситогорск” был приписан к Находке.                                                    

      Это огороженная территория с японскими синтоистскими воротами по центру. Сам памятник слева от ворот, очень скромный, но территория вокруг ухоженная: газон и плитка. Здесь находится памятник сбитому южнокорейскому Боингу.
       Читаю раздел в интернете. Невельск. Достопримечательности и культурные объекты. Здесь разные отзывы.
“ Что больше всего понравилось автору одного отзыва.”
Автор написал: “Памятник жертвам рейса KAL – 007  1983 года.”
Отзыв был написан 6 сентября 2019 года.
“ К сожалению, нет там никакой информации, когда поставлен и кем. Посетить стоит, так как это история.”  Далее автор отзыва пишет о памятнике: “ Ничего особенного, дань памяти, просто перечень имён погибших на японском и английском языках…”
       Для тех, кто не знает или не помнит.
В 1983 году произошла одна из крупнейших катастроф в истории мировой авиации. Советские системы ПВО по ошибке сбили в небе над Сахалином южнокорейский самолёт, выполнявший полёт по маршруту Нью-Йорк – Сеул с остановкой в Анкоридже. Погибли все, находившиеся на его борту 269 человек – 246 пассажиров и 23 члена экипажа: 3 лётчика и 20 стюардов. Имя одного стюарда осталось неизвестным. Среди  пассажиров был американский конгрессмен Ларри Макдональд.

       Катастрофа Боинга 747 над Сахалином произошла в ночь на четверг 1 сентября 1983г.( среду 31 августа по Гринвичу) и стала одной из крупнейших в мире. Авиалайнер Боинг 747 – 230 В  южнокорейской авиакомпании  выполнял международный рейс по маршруту Нью-Йорк – Сеул; его полёт до Сеула должен был проходить над нейтральными водами Тихого океана, но самолёт по неустановленной причине  отклонился вправо от назначенного курса. Спустя некоторое время лайнер настолько отклонился на запад, что вошёл в закрытое воздушное пространство СССР, после чего пролетел над Камчаткой ( пройдя ряд военных объектов) и затем над островом Сахалин, где был перехвачен, а затем сбит советским истребителем СУ – 15, после чего рухнул с высоты девяти километров в море в пролив Лаперуза к юго – западу от Сахалина в районе острова Монерон.
         
        В нашем городе был только один – единственный автобусный маршрут, который назывался  “ 20-й магазин – Южный Распадок.” Возле                20-го магазина автобус поворачивал налево, чтобы потом сделать разворот, и останавливался всего в нескольких метрах от моря.
        Небольшие домики стояли на самом берегу моря, не более 3-х – 4-х метров от моря, никаких заборов здесь не было. Здесь никто не боялся цунами, может - быть потому, что почти всё население города состояло из приезжих. Люди просыпались утром в своих домиках и в их окна смотрело безбрежное море.
        Татарский пролив, Японское море, Тихий океан… Безбрежная гладь воды, бескрайние морские просторы. В Европе была ещё глубокая ночь, а здесь уже было утро. Море было совсем близко, но искупаться здесь было невозможно. Море здесь было сильно загрязнено. Вывоз мусора  тогда ещё не был налажен, и люди превратили море в свалку для мусора. Дно моря хорошо просматривалось, и всё было усеяно ржавыми консервными банками, большими и маленькими, прохудившимися вёдрами и бутылками. Кроме того, этот участок моря был сильно загрязнён масляными пятнами, отходами дизельного топлива. Рядом были порт и судоремонтный завод, здесь была акватория порта, здесь ходили катера и суда портового флота. Купаться можно было только в районе пляжа. Однажды в шестилетнем возрасте я рискнула зайти здесь в промышленном районе в море, и проткнула ногу осколком стекла.
       В нашем городе был небольшой вокзал, отсюда ходили пригородные поезда в Южно – Сахалинск, Холмск, Горнозаводск, Углегорск и другие. Названия этих городов свидетельствуют о том, что здесь были шахты, здесь добывали уголь. Город Углегорск запомнился мне тем, что моя мать  часто вспоминала о том, что мы некоторое время жили там. Какое – то время моя бабушка жила там со своим мужем Ходовым и его дочерью Валей. Моя мать приезжала туда со мной, когда я была ещё грудным ребёнком, и мы некоторое время жили там. Этот период своей жизни я, конечно, не могла помнить. Но мне об этом так часто рассказывали, что у меня потом появилось ощущение, что я всё это помню. 
        Впоследствии, через много лет, мне пришлось несколько лет жить на Донбассе, приходилось часто ездить на электричке. Недалеко от Донецка находилась узловая станция Ясиноватая. Отсюда ходили электрички в город Дебальцево. Я часто ездила на электричке из Дебальцево в Ясиноватую и обратно. Недалеко от Дебальцево находился шахтёрский городок Углегорск, и каждый раз, когда объявляли станцию Углегорск, у меня вздрагивало сердце. Это название запомнилось мне с детства, оно напоминало мне о далёкой и почти забытой родине.
          Когда сахалинский пригородный поезд шёл рядом с морским берегом, можно было видеть большие каменные валуны на берегу моря. Кругом в большом множестве валялись широкие ленты необработанной морской капусты, выброшенной прибоем из моря на берег, моего любимого лакомства. Ни одно праздничное торжество не обходилось у нас без этого блюда.

        До 1961-го года наша семья жила в посёлке Южный Распадок, но потом моему отцу дали двухкомнатную квартиру на улице Рыбацкой с видом на море и на рыбный порт. Квартира находилась на последнем четвёртом этаже, она была без балкона, с частичными удобствами. В квартире не было ни газовой плиты, ни холодильника. В кухне была печь для приготовления пищи, которую нужно было топить дровами и углём. У каждого жильца имелся внизу свой подвал с дровами и углём, поэтому нам приходилось носить дрова и уголь снизу по лестнице на четвёртый этаж. Газовых плит тогда в нашем городе ещё не было. Также у нас была ещё небольшая электроплитка для приготовления еды.
        Холодильников тогда в продаже не было, впоследствии они появились, но были большим дефицитом. Нужно было долго стоять на очереди, чтобы приобрести холодильник. В кухне нашей квартиры под окном был встроен шкафчик с отверстием наружу, это был природный холодильник.
        Зимой в квартире было тепло, у нас было централизованное отопление, но горячей воды не было. Чтобы искупаться, нужно было топить титан, который стоял в кухне. Бывало и так, что во время купания вода переставала идти. Но это было редко. Холодная вода шла обычно без перебоев.
       Стиральной машины у нас тоже не было. Не было ещё стирального порошка. Стирали мылом, тёрли бельё и одежду на стиральных досках. Потом уже позже мои родители приобрели стиральную машину латвийского производства “ Рига.’’
        Телевизоров тогда ни у кого не было. В нашем подъезде жила  со своей семьёй  женщина - судья по фамилии Ушакова. Я дружила с её дочерьми, Галей и Ирой, которые были моими сверстницами. Первый телевизор появился у них, в 1963-м году.

        Улица Рыбацкая шла вдоль порта, поэтому по нашей улице часто ездили автопогрузчики и грузовики. Ездил танк без башни. Это был самый настоящий танк, с него сняли башню и приспособили его для хозяйственных нужд. Дорога местами была вымощена булыжником и танк сильно грохотал. Я была ещё маленькой, поэтому едва заслышав знакомый грохот, начинала плакать, хотя рядом были взрослые.
        С той стороны, где находились жилые дома, неподалёку от судоремонтного завода находились какие-то огромные печи из красного кирпича, в которые были вмонтированы большие котлы. Печи эти никто не использовал, по - видимому, они остались от японцев. Прошло уже двадцать лет после окончания Второй Мировой войны, но город медленно приходил в себя после этой войны и японского присутствия.
      Часто можно было видеть женщин китаянок и кореянок, идущих по улице с маленьким ребёнком за спиной, который был привязан к спине шалью или большим платком. Руки в таком случае оставались свободными. Это отличало их от русских женщин, которые носили своих детей на руках. 


        В нашем  городе было много корейцев, которые были весёлыми и доброжелательными. Китайцев  же было немного.
Поскольку город достался нам после японского присутствия, и было время советской власти, здесь не было ни одной церкви и детей здесь не крестили.


        Вначале в нашей новой двухкомнатной квартире мы поселились втроём: мои родители и я. Для бабушки, её мужа Ходова, для брата Димки и сводной сестры Вали моя мать купила двухкомнатную квартиру в старом, двухэтажном, деревянном бараке японской постройки. Квартира находилась на втором этаже. Но они не захотели там жить и постепенно перебрались в нашу новую квартиру, которая находилась почти в центре города.
       В старой квартире остался жить только Ходов, да и он часто уже с раннего утра приходил к нам в гости, сидел у нас целый день, обедал вместе с нами и уходил к себе домой только к ночи. Если бы бабушка, Димка и Валя остались бы жить в старом бараке, то впоследствии, после сноса этого барака, у них был шанс получить новую отдельную квартиру. Но они эту возможность утратили.
      С Валей поначалу было много проблем. Ей исполнилось четырнадцать лет. Однажды в квартире погас свет, Валя шла в темноте с горящей свечкой в руках и нечаянно подожгла шторы. От огня загорелась бахрома на дверных портьерах. В другой раз Валя мыла в ванной чернильницы – непроливайки, и облила ванну чернилами.
       В новой школе у Вали не складывались отношения с одноклассниками, её дразнили, высмеивали, хотя училась она хорошо. Она была отличницей по математике. Из –за проблем с одноклассниками Валя перестала ходить в школу. Рано утром она брала свою школьную папку и уходила. Все думали, что Валя идёт в школу.
       Наша квартира находилась на четвёртом, последнем этаже. На площадке была железная лестница, которая вела на чердак. Валя тайком поднималась на чердак и тихонько сидела там до тех пор, пока не заканчивались занятия в школе. Тогда Валя незаметно спускалась с чердака и возвращалась домой. Однажды, одноклассники решили прийти к нам домой, чтобы узнать, почему Валя не ходит в школу. Школьники поднимались по лестнице к нам на четвёртый этаж, в этот момент Валя открыла люк чердака и начала спускаться вниз. Ученики увидели Валю, которая спускалась с чердака…
          С тех пор прошло два года, Валя повзрослела. Жизнь на новом месте стала понемногу налаживаться.


          Вечер… Люди наблюдают из окон своих квартир заход солнца, которое медленно садится в море. Вот и мы с Валей любуемся из нашего большого окна закатом солнца. Солнце, багровый диск медленно опускается в море.  Значит, бури завтра на море не будет.
          ... “Солнце красно к вечеру, Моряку бояться нечего!” – гласит старинная морская поговорка. Солнце медленно садилось в море. Море, освещённое заходящим солнцем… Красиво!

       Потом Валя садится в большой комнате за стол делать уроки. Она делала уроки за большим обеденным столом, покрытым льняной скатертью. Валя была старше меня на двенадцать лет. Пока она готовила уроки, я любила сидеть под столом и рассматривать учебник по литературе для девятого класса. Особенно мне нравилась картинка, на которой был изображён Данко, который держал  как факел в высоко поднятой руке своё горящее сердце…
Рассказ  Горького про Данко  начинался словами: ”Я слышал эти рассказы в степи под Аккерманом…”
       Впоследствии, мне довелось жить в Аккермане, ныне это город Белгород – Днестровский, и в том, что я любила рассматривать именно эту иллюстрацию, я нахожу что-то пророческое.

        Из окон нашей квартиры был виден и грузовой порт, склады тёмно-жёлтого цвета. Из окна кухни был виден большой портовый кран. Его кабина находилась как раз напротив нашего окна, на уровне четвёртого этажа. В праздничные дни, к 7-му ноября и к Первомаю* к кабине прикреплялись красные транспаранты с лозунгами.
Иногда из окон нашей квартиры можно было наблюдать, как в море работает землечерпалка. Велись дноуглубительные работы на акватории порта. Время от времени в море поднимались фонтаны от глубинных взрывов.

    *Примечание. Коммунистические  праздники при советской власти.

      
        В пять лет я уже могла читать самостоятельно. Мне покупали красочные книжки со стихами А.С. Пушкина. Я очень любила читать стихи для детей В.В. Маяковского. Особенно мне нравилась книжечка его стихов, которая называлась ” Про моря и про маяк.” Там были такие строки:
                   “ Разрезая носом воду,
                     Ходят в море пароходы.
                     Дуют ветры яростные,
                     Гонят лодки парусные.”
А также:
                     ”Эта книжечка моя
                      Про моря и про маяк.
                      Дети! Будьте как маяк!'”


    В 1963-м году моему отцу дали орден Ленина за отличную работу. Он работал капитаном на рыболовецких судах. Мы слушали об этом событии известия по радиоточке. Дома отец бывал редко, рейсы у него длились по полгода. Однажды отец был дома, растапливал печь в кухне. Наверное, ему не хотелось спускаться в подвал за дровами. Я увидела, что вместо дров он сломал мою детскую балалайку. Потом, наверное, не найдя бумаги, отец разорвал мою книжечку со стихами Н.А. Некрасова ” Вот моя деревня. ”
Я увидела на печке скомканные бумажные шарики и поняла, что он порвал мою книжечку для растопки печки. Кажется, я плакала. Мне очень нравились стихи из этой книжки.
        Мы с бабушкой любили кататься по городу на автобусе. Бывало, что катались  полдня, с утра и до обеда, или с обеда и до вечера.  В городе было много разных столовых и кафе. Мы с бабушкой часто ходили туда обедать.  Бабушке нравилось обедать в кафе. После обеда мы садились в автобус и долго катались по городу.
        По городу ходили небольшие автобусы Ликинского автозавода. Поскольку в городе был только один - единственный автобусный маршрут, мы ездили от одной конечной остановки до другой по маршруту “Южный Распадок. Горбольница – 20-й магазин.” Возле 20-го магазина автобус делал разворот и останавливался в нескольких шагах от моря в ожидании пассажиров.
        Когда автобус подъезжал к судоремонтному заводу, остановка называлась СРЗ, была видна акватория завода. Над водой высились огромные обломки полузатонувшего судна, расколотого надвое, нос и корма. Возможно, эти обломки сохранились ещё со времён  Второй Мировой войны.
        Бывало, что в автобусе было много людей, особенно в вечернее время, когда люди возвращались с работы домой. Нам с бабушкой не приходило в голову, что катаясь бесцельно по городу, мы мешаем людям, занимаем места, а уставшим людям приходится стоять на ногах.
       Зимой на дорогах был гололёд, кататься на автобусе было опасно. Но, видимо, бабушке, которая почти всю свою жизнь прожила в деревне, нравилось кататься  на автобусе.


    Бабушка  жила вместе с нами в нашей новой квартире, но иногда она уходила в свою квартиру, которая была в старом, двухэтажном, деревянном бараке  японской постройки, где проживал её муж Ходов. Этот дом находился на другом конце города на улице, которая называлась Береговая. Эта улица вела в сторону района Южный Распадок.
        И тогда, когда бабушка находилась в своей квартире, в субботу вечером  мы шли к ней в гости. Шли втроём, моя мать, я и мой отец, если он не был в плавании. Мы проходили мимо роддома, в котором я родилась. Это было двухэтажное, деревянное здание, выкрашенное в коричневый цвет. Здание стояло на берегу моря. От моря его отделял только ряд деревянных сараев, в которых обычно держали уголь и дрова.
        Мы шли пешком, по дороге заходили в кафе-кондитерскую и покупали там шоколадный торт, который назывался ” Привет с Сахалина!” Это был единственный торт, который тогда продавался в нашем городе.
        В гостях у бабушки мы сидели в большой комнате за столом. Перед нами лежал торт, на котором шоколадными буквами было написано ” Привет с Сахалина!” Остров Сахалин был сделан в виде шоколадной рыбки. Мне разрешали съесть эту рыбку, а сам торт я почему-то не ела.
        Во дворе рядом с домом моей бабушки находились ещё и одноэтажные деревянные дома японской постройки. Люди, живущие здесь, держали свиней. Было слышно, как в сараях ворочаются, похрюкивают большие свиньи. Зимой из печных труб шёл дым, люди топили печи. Играя на улице, я видела, как в доме напротив дед с бабой сидят возле окна и смотрят на улицу, на снегопад. Из печной трубы их домика шёл дым, наверное, у них в доме было тепло и уютно.  Подоконник их домика изнутри был украшен ватой, усыпанной бисером от разбитых ёлочных игрушек и положенной между стёклами. Горшочки с геранью украшали подоконник.
        С наступлением зимы по городу разъезжали сани, запряжённые в тройку лошадей. На дуге звенел бубенчик. В санях сидели Дед Мороз, Снегурочка и другие сказочные персонажи. Кто-то играл на гармошке, кто-то на дудке. Люди, видя эти сани, восклицали: ” Зиму встречают! Зиму встречают!”
        То же самое было и в конце зимы. По городу ездили сани с ряжеными и с музыкой. И люди, завидев эти сани, восклицали: ” Зиму провожают! Зиму провожают!” Такого зрелища я больше нигде не видела.
        И ещё одно зрелище, которое было в нашем городе. Это было факельное шествие.  На праздник 9 – е Мая вечером, когда темнело, в городе начиналось праздничное шествие с факелами. Мы собирались посмотреть на это зрелище. В темноте шли колонны людей с горящими факелами в высоко поднятых руках. Издали людей не было видно, и казалось, что это идёт огненная река. Такого зрелища я тоже больше нигде не видела.

    Утром бабушка готовила завтрак. Обычно на завтрак она отваривала красную рыбу с картошкой. Большую голову солёной красной рыбы, она предварительно вымачивала в воде, потом варила её в кастрюльке, добавляя очищенный картофель и специи. Рыбья голова была жирной, вода булькала, бульон источал приятный запах и получался очень вкусным и наваристым.
        Всех иностранцев моя бабушка называла фашистами. Когда по радиоприёмнику звучали зарубежные песни, или мы случайно ловили передачу на иностранном языке, бабушка неизменно говорила: ” Фашисты говорят.”
        Димка, мой дядя, сын моей бабушки служил в армии. Бабушка регулярно отправляла ему посылки. В аккуратно застеленный газетой посылочный деревянный ящик она укладывала плотно завёрнутое солёное сало и солёную красную рыбу. Бережно ложила завёрнутую в чистую ткань поллитровую бутылку водки.

       Одним из моих любимых занятий было ”крутить пластинки.” В четыре года я уже умела самостоятельно включать проигрыватель и ставить пластинки. Я открывала крышку радиоприёмника и устанавливала пластинку на диск проигрывателя, затем опускала иглу на вращающийся диск. Это были тяжёлые, бьющиеся пластинки на семьдесят восемь оборотов, которые вращались с бешеной скоростью. Были также пластинки на сорок пять оборотов, но их было меньше. Потом появились пластинки на тридцать три оборота, которые назывались долгоиграющими, и были большой редкостью.
       Особенно мне нравилась югославская песня ”Маленькая девочка,” кото-рая тогда была очень в моде. Я ”крутила” пластинку с этой песней многократно, слушая её, как на русском, так и на сербском языке.
                           ” Ночным Белградом
                              Мы бродили рядом…”
Такими словами начиналась эта чудесная песня на русском языке. И заканчивалась она припевом:
                     ” А ты как песня города большого,
                        И эту песню не могу отыскать!”
    И, слушая эту песню, я представляла себе этот чудесный город Белград, залитый ночными огнями… И, конечно, никто из людей, слушая тогда эту красивую песню и представить себе не мог, что спустя тридцать шесть лет этот прекрасный город будет разрушен бомбёжками. В то время людям казалось, что война закончилась, и больше её никогда не будет…Люди жили надеждой и верили в счастливое и светлое будущее.


        Иногда в нашу жизнь врывалась беда. Мне было четыре года, когда бабушка повела меня на похороны. В посёлке Южный Распадок жила семья Закировых, с которыми дружили мои родители. У них было четверо детей: Сашка, Витька, Галка и Серёжка. И вот, трагически погиб старший сын Закировых, тринадцатилетний Сашка.
        Ясным, весенним днём он ехал по дороге на велосипеде. Впереди ехала грузовая машина. Сашка одной рукой прицепился за борт грузовика. Наверное, он был неосторожен или шофёр грузовика дал задний ход. Сашка погиб, попал под колёса машины.
        Утром, в день похорон мы с бабушкой приехали к Закировым. Они  жили в собственном деревянном доме с приусадебным участком. Закировы держали лошадь, корову и другую живность.
    Сашка лежал в горнице в гробу в белой рубашке, тёмных брюках и в пионерском галстуке. В горнице уже толпились люди. Тётя Аня, мать Сашки сидела на табуретке возле гроба и смотрела на сына.
        Когда я была совсем маленькой, мы жили в Южном Распадке, и тётя Аня меня нянчила. Моя мать вышла на работу, когда мне не было ещё и года. Вот меня и нянчила тётя Аня за небольшую плату, пока не приехала моя бабушка из Углегорска, где она временно жила со своим мужем.
        Пришли девочки, одноклассницы Сашки, принесли цветы. Девочки были в школьных формах, в платьях коричневого цвета, в чёрных передниках с большыми, круглыми крыльями. Такую форму тогда носили, в пятидесятых – шестидесятых годах прошлого века.
        Наконец, состоялся вынос тела. Кладбище находилось в Южном Распадке на сопке за железнодорожным мостом. Когда похоронная процессия ступила на мост, грянул траурный марш, и я увидела как по лицу бабушки потекли слёзы…
        Судьба семьи Закировых была трагической. Тётя Аня была русская, родом из Калуги, её муж дядя Коля был татарин. Впоследствии, когда их сын Витька вырос, теперь после гибели Сашки, он был старшим из детей, он служил то ли на подводной лодке, то ли в ракетных войсках. После службы в армии Витька вернулся домой,  где его ждала невеста. Но жениться Витька уже не мог, после службы в армии он потерял мужскую силу.
        Однажды, Витька проснулся на рассвете и вышел из дому. Его отец, дядя Коля услышал, как хлопнула дверь. Почувствовав неладное, он поспешил следом за сыном. Но он опоздал. Он нашёл сына в ближайшем леске, Витька повесился на дереве. Увидев мёртвого сына, дядя Коля повесился рядом с ним.
        После этой трагедии тётя Аня навсегда уехала с Сахалина. Она вернулась в родной город Калугу, где вышла замуж за жениха своей юности, с которым она встречалась ещё  до замужества.