Глава десятая
Жизнь в Невельске
ч. 3
Шёл 1964-й год. В нашей стране повсюду, везде, где только было возможно, во всех квартирах звучали песни юного итальянского певца Робертино Лоретти. Тогда ему шёл пятнадцатый год. У него был такой высокий рейтинг, что никто из других советских и зарубежных певцов ни до, ни после, не мог сравниться с ним. Это был пик его популярности. Не помню, чтобы кто-то из певцов мог добиться такой популярности, какая была тогда у Робертино Лоретти. Я, лично, назвала бы 1964-й год, годом Робертино Лоретти.
Во время семейного торжества, на мой день Рождения, в нашей квартире сидели гости за праздничным столом. Мне тоже разрешалось сидеть вместе со всеми. Мне исполнилось пять лет, я восседала на высоком, деревянном стульчике с перекладиной. У меня была маленькая, детская вилочка с тремя зубцами, и этой вилочкой я клевала в большую миску с морской капустой. Хотя у нас на праздничном столе всегда были и красная рыба, и красная икра, я любила именно морскую капусту.
Отец ставил в проигрыватель пластинку и торжественно произносил: ”Сейчас твой жених будет петь!” Пластинка начинала бешено вращаться на семьдесят восемь оборотов.
- Джамайка, Джамайка! – всё пространство заполнял голос Робертино Лоретти.
Потом у него начал ломаться голос, и он перестал петь. Но и после этого, его не забыли в нашей стране и помнят до сих пор.
Наконец, Димка, мой дядя пришёл из армии. Ему уже было двадцать семь лет, так как у него была отсрочка от службы в армии. Димка не спешил устраиваться на работу, целые дни проводил с друзьями, которые тоже нигде не работали. Бабушка жалела его, он был её младшим ребёнком.
Утром, позавтракав, Димка уходил по своим делам на целый день. Перед уходом он просил денег у бабушки. Димка говорил обычно: ” Позолоти ручку.” Бабушка возмущалась, но деньги давала. Своих денег у бабушки не было. Деньги ей давала моя мать.
Иногда Димка приходил домой обедать и приводил с собой своих друзей, безработных бичей. Были такие дни, когда у нас обедало до десяти человек. Моя мать приходила домой на обеденный перерыв, она работала бухгалтером в конторе ”Заготзерно.” Бабушка и мать сбивались с ног, готовили, варили борщ, стряпали пельмени, стараясь накормить всех Димкиных друзей. Друзей не только кормили, но и наливали им по стопке водки.
Иногда по вечерам Димка приводил к ужину большую компанию, приходили и девушки. Бабушка хотела, чтобы Димка женился, завёл семью. Но Димка не спешил устраивать свою личную жизнь, не спешил устраиваться на работу. Бабушка и моя мать жалели Димку, ведь тот вырос без отца, впрочем, как и моя мать. Теперь после гибели Гоши, Димка был единственным братом моей матери.
С раннего утра к нам уже приходили гости. Все знали, что здесь всегда накормят и нальют стопку водки. Обычно первым приходил Пётр Ходов, муж моей бабушки. Иногда он приходил в семь часов утра. Ходов громко стучал в дверь и кричал: ”Максимовна! Максимовна!” Он называл мою бабушку по отчеству.
Долгое время я думала, что Ходов мой родной дедушка. Я не знала, что моя мать и Валя, сводные сёстры. Я называла его ”дед Пи-пи,” возможно, потому что он любил выпить. Но, может-быть, и потому, что его звали Пётр. Бабушка усаживала его за обеденный стол в большой комнате, стелила на стол чистую льняную скатерть. Ставила на стол графин водки, хлеб, тарелку с нарезанными ломтиками сала с мясной прослойкой.
Постепенно подтягивались и другие гости. В ожидании обеда гости пили водку, закусывали салом, вели свои разговоры. Бутылка водки стоила тогда три советских рубля, пенсия у моей бабушки была тридцать рублей в месяц. Это была бутылка водки с зелёной этикеткой, называлась она ” Московская.”
Поддевая вилкой ломтик сала, Ходов рассуждал о том, что женщины умеют хорошо играть в преферанс. Приходила моя мать на обеденный перерыв. Вместо того, чтобы сесть и пообедать, она одевала хозяйственный фартук и спешила помочь бабушке накормить гостей. Гости пили водку, обедали. Потом мать убегала на работу. Бабушка убирала, мыла посуду.
Пообедав, гости не расходились. В ожидании ужина играли в карты, в шахматы и лото. Расходились гости уже ближе к полуночи.
Разумеется, зарплаты моей матери и бабушкиной пенсии не хватило бы, чтобы постоянно кормить Димкиных друзей. Деньги в семье были, потому что мой отец работал капитаном на рыболовецких судах, хорошо зарабатывал. Если у моей матери кто-то просил деньги в долг, она давала без всяких раздумий. Однажды, её подруга Зойка, отдыхая где-то на курорте, поиздержалась и дала моей матери телеграмму с просьбой выслать ей сорок рублей. Мать незамедлительно выслала ей эти деньги, хотя на тот момент это была примерно половина её зарплаты. В благодарность за эти деньги, Зойка выслала моей матери посылку с репчатым луком. Не помню, чтобы моей матери кто-то, когда-нибудь вернул долг.
Впоследствии, когда мы уже жили на юге, наша семья обнищала. Возможно, из-за неумения жить. Возможно, из-за алкоголизма моего отца. Возможно, потому, что не было благословения свыше. Моя мать долгое время не могла найти работу. В трудное время никто не занял ей денег. Ей пришлось ходить на станцию переливания крови и сдавать кровь. Моей матери давали за это десять рублей и талон на обед. В этом городе у нас не было никаких родственников, так что помощи ждать было неоткуда.
У Димки появился новый друг. Весёлый, светловолосый, кудрявый Лёшка. Ему было двадцать пять лет. Из-за того, что он был кудрявый, бабушка называла его на своём диалекте ” Кудлатый.” Так же, как и Димка, Кудлатый нигде не работал, бездельничал. Жил он с матерью.
Утром Кудлатый приходил к нам и бабушка кормила друзей завтраком. После завтрака друзья убегали по своим делам. Димка, как обычно, перед уходом просил денег у бабушки, и та, немного поворчав, давала. Закрывая за друзьями дверь, бабушка кричала: ” Вот, ужо я вам! Задам!”
Друзья, спускаясь по лестнице, давились от смеха и спешили побыстрее скрыться с глаз долой. Целый день они бегали по городу, гуляли на станции, бесцельно проводили время. Однажды моя мать сказала этим друзьям: ” Вы всё бегаете. Смотрите, добегаетесь! ” Моя мать, как в воду глядела. Так оно и вышло. Пришла беда.
В тот день Димка и Кудлатый провожали друга в армию. Наверное, выпили. Проводили друга на станцию, сели в поезд. Поезд тронулся и стал набирать скорость. Можно было бы доехать до следующей станции и выйти. Можно было бы нажать на стоп-кран. Но друзья решили прыгать на ходу. Первым должен был прыгать Димка, но он почему-то не прыгнул, замешкался. Получилось так, что первым прыгнул Кудлатый. Наверное, он не знал, что нужно прыгать по ходу поезда. Он прыгнул против хода и попал под поезд. Люди в вагоне закричали, кто-то рванул стоп-кран. Кудлатый погиб.
Димка вернулся домой поздно, потрясённый, он рассказал о гибели Кудлатого. Бабушка долго плакала и молилась. Потом, спустя много лет я поняла, погибнуть должен был Димка. Мне кажется, что и бабушка тогда это поняла. Наверное, проклятие продолжало действовать. Каждый день бабушка молилась за Димку, вымаливая его у бога. Мне кажется, что в последний момент бог сжалился над бабушкой, и первым прыгнул Кудлатый…
Димка остался жив и пережил смерть бабушки. Своих детей у Димки не было, хотя он был два раза женат. С Димкой всё было в порядке, но обе его жёны были бесплодными. Это были женщины не первой свежести, порядком потрёпанные жизнью. Бог сохранил жизнь Димке, но не дал ему потомства. И род его отца – безбожника, разрушавшего храмы, угас навеки
На третий день после гибели Кудлатого, бабушка с Димкой встали рано и ушли из дома, готовиться к похоронам. Димка был мрачным и хмурым. Сегодня хоронили Кудлатого.
Мать ушла на работу. Я немного поиграла во дворе одна, а потом отправилась к Нэлке, подруге моей матери. Она жила через дорогу от нас. Нэлка по – прежнему жила в квартире на первом этаже в двухэтажном деревянном бараке. В квартире у Нэлки было жарко натоплено, топилась печь. Я сидела на стуле в пальто, не раздеваясь, болтая ногами в ботинках.
Некоторое время назад у Нэлки родились двойняшки, мальчик и девочка. Я смотрела, как она в домашнем халате возится со своими двойняшками. Муж Нэлки, Иван работал на китобойном судне и был в плавании.
- А где же бабушка? – спросила Нэлка.
- Бабушка пошла на похороны, - ответила я.
- Теперь, поди, там расстроится… - задумчиво протянула Нэлка.
- Да, - сказала я.
Вскоре пришла моя мать на обеденный перерыв и отвела меня домой.
После похорон Кудлатого Димка ходил угрюмый и мрачный. Пришло время взяться за ум. Вскоре Димка устроился на работу и жизнь снова пошла своим чередом.
В октябре 1964-го года народу объявили, что Генеральным секретарём ЦК КПСС назначен Леонид Ильич Брежнев. В нашем городе срочно была организована демонстрация. В первую очередь собирались коммунисты. Моя мать была членом КПСС, она пошла на демонстрацию, меня она тоже взяла с собой. Колонна демонстрантов построилась в центральном городском парке имени В.И.Ленина. Шёл сильный дождь. Мы долго стояли в колонне под проливным дождём под зонтами, с портретами Брежнева в руках, ожидая начала демонстрации. В конце концов демонстрацию отменили, и мы пошли домой.
Приближался новый 1965-й год. Люди радостно готовились к встрече нового года. На почте и в киосках ”Cоюзпечать” продавались красивые новогодние открытки. На одной из таких открыток была изображена девочка, стоящая возле новогодней ёлки. В её поднятой руке сверкал бенгальский огонь. На открытке было написано: ” C Новым 1965-м годом!”
Люди покупали ёлки. Ёлки здесь были огромные, пушистые. Принесли и к нам в дом зелёную, пушистую ёлку. Ёлка была такой высокой, что пришлось срезать макушку и лишние ветки. Ёлка занимала четверть большой комнаты, её ставили в углу возле окна. На верхушку ёлки мы одевали наконечник, который почему-то назывался ”Москва.”
Большой радостью для детей было занятие украшать ёлку, а после окончания праздников разбирать её, складывая ёлочные игрушки в специальную коробку. У нас была гирлянда разноцветных лампочек: зелёных, жёлтых, розовых, синих. Кроме этого была также гирлянда простых маленьких лампочек. И вот, мой отец в каждый стеклянный, цветной шар вставил по маленькой лампочке, и эти ёлочные шары заиграли, засверкали синим, зелёным, бордовым светом. Выглядело это необычайно красиво.
Кроме игрушек у нас на ёлке висели разноцветные флажки: барон Мюнхгаузен верхом на ядре, баба Яга на помеле и другие. Были флажки с надписями на украинском языке: ”З Новим роком!”
Приходили гости, сидели возле ёлки с детьми, пока шли приготовления к праздничному столу. Люди радостно встречали новый 1965-й год. Но, к сожалению, этот год не принёс радости жителям нашего города. Произошла трагедия. Вскоре после встречи нового года, в ночь с 18-го на 19-е января, в результате жестокого шторма в Бристольском заливе Берингова моря затонуло четыре рыболовных судна, три из нашего города Невельска и одно из Находки. Эти суда вели лов рыбы недалеко от берегов Аляски. Всего погибло 106 рыбаков. Это были суда: ”Бокситогорск,” “Севск,” “ Себеж” и “Нахичевань.”
Наша семья жила на улице Рыбацкой, названной так в честь не вернувшихся из моря рыбаков. Об этом писал сахалинский писатель Виктор Ушаков. Хотя мне кажется, что это название улица носила ещё до гибели рыбаков. Но я могу и ошибаться.
В 1965-м году на Сахалине произошла крупная авиационная катастрофа. Самолёт ТУ-104, совершавший рейс по маршруту Москва – Южно – Сахалинск, при заходе на посадку, задел крылом сопку и разбился. Все пассажиры и экипаж погибли. В этом самолёте были люди и из нашего города. Немного позже привезли прах этих пассажиров в запаянных, цинковых шариках. Народу, конечно, ничего не сообщили. Тогда в нашей стране не было гласности.
Рано утром в половине седьмого бабушка будила меня. Напротив нашего дома был хлебный магазин. Мы шли занимать очередь за хлебом. В семь часов утра мы занимали очередь, и целый день до пяти часов вечера стояли в очереди за хлебом. Только в пять часов вечера привозили хлеб. Меня тоже брали в очередь, так как давали только две буханки хлеба в одни руки. Хлеб был двух видов: белый кирпичик и батон.
Это были последствия неправильного ведения сельского хозяйства бывшим Первым секретарём ЦК КПСС Н.С.Хрущёвым, который приказал засеивать колхозные поля кукурузой. В очереди были, в основном, пожилые женщины с внуками, так как работающие люди не могли стоять целый день в очереди за хлебом.
На заднем дворе возле магазина лежали какие-то деревянные ящики, и можно было посидеть на них. Погода была не очень холодной. Чтобы как-то скоротать время в очереди, люди вели неспешные разговоры. Когда наступало время обеда, мы с бабушкой отпрашивались из очереди, и шли домой обедать. Потом возвращались, и снова становились в очередь.
Наконец, в пять часов вечера привозили долгожданный хлеб. Посередине магазина стояла железная клетка, чтобы не было толпы. Начинали пускать людей в магазин. Мы покупали хлеб и несли его домой. Скоро должны были вернуться с работы мать и Димка, со школы должна была вернуться Валя, которая училась в одиннадцатом классе. Нужен был хлеб к ужину.
Конфет в продаже не было, ни шоколадных, ни простых. Изредка в хлебном магазине продавались маленькие шоколадки, но это было не всегда. Конфеты привозили люди, которые возвращались из отпуска или из командировки с ”материка.” Единственным местом в нашем городе, где можно было купить конфеты, был кинотеатр ”Мир.” В фойе кинотеатра был буфет, в котором продавались шоколадные и простые конфеты. Нужно было купить билет на киносеанс, и тогда можно было попасть в буфет, чтобы купить немного конфет, не более трёхсот грамм. Там продавались шоколадные конфеты под названием ”Ласточка,” “Ну-ка отними!” и простые “Чио-Чио-Сан” и другие.
Также можно было купить немного шоколадных конфет или плитку шоколада на выборах. Когда проходили выборы депутатов в Верховный или местный совет, тогда в помещении работал буфет, и была возможность что-нибудь купить. Раз в полгода в город привозили вафли с белой начинкой, люди стояли в очереди, и покупали их ящиками.
В центральном гастрономе продавались только три вида продуктов: варёная колбаса, маринованная селёдка и банки со сгущённым молоком. Эти продукты изготавливались на Сахалине, их не надо было привозить издалека. Поэтому эти продукты можно было купить без очереди.
Был также магазин, где продавались крупы, овощной магазин и молочный, где также нужно было занимать очередь с раннего утра. Был и базар, где можно было купить мясо и картошку, ягоды и молочные продукты. Картошку и капусту здесь выращивали в парниках. Фруктовые деревья здесь не росли. Зато было много ягод: крыжовник, чёрная смородина, голубика. Арбузы и виноград привозили морем один раз в год, в конце лета или в начале осени.
Мы с бабушкой часто ходили на базар. Здесь вместо слова “ ряженка,” говорили “ варенец.” Бабушка часто покупала варенец, предварительно делая пробу. На базаре торговало много корейцев. В основном, они продавали чимчу. Чимча - это квашеная пекинская капуста, приготовленная по особому рецепту с красным, жгучим перцем. Люди охотно покупали чимчу. Особенно любили этот продукт местные мужики, которые закусывали водку чимчой. Большой популярностью у жителей города пользовался также лук-черемша.
Иногда, в спецмагазине, который находился на территории порта, мы покупали красивые, жестяные банки с маринованным, болгарским, сладким перцем и банки китайского производства с плодами манго с нектаром, которые у нас называли лиджии.
Крабы, красная рыба и красная икра не были тогда для нас деликатесами. Подруга моей матери Зойка работала в рыбном порту и часто угощала нас красной икрой, которая была ещё несолёной, её нужно было посолить.
Вечером, из всех квартир в нашем подъезде доносился запах жареной рыбы. Жарили камбалу, навагу, серебристый хек.
Спустя много лет, мне довелось работать на кухне в китайском ресторане, и когда привозили морепродукты, морскую капусту, рыбу-саблю, сушёную рыбу, то этот запах напоминал мне Сахалин.
Только в 1965-м году в нашей семье появился первый чёрно-белый телевизор с небольшим экраном марки ”Радий – Б.” Потом мы купили трёхцветную плёнку, которая накладывалась сверху на экран. Сверху был голубой цвет, цвет неба, посередине - красный, внизу – зелёный, цвет травы.
По телевизору шли, в основном, военные фильмы, такие как: “ Баллада о солдате,” “ Отец солдата,” “Летят журавли,” “Вызываем огонь на себя” и другие. У нас был 12-й канал, который принимал телевидение Японии, хотя его можно было поймать не всегда. Помню, что однажды, мы смотрели по японскому телевидению советский фильм ”Цирк,” который шёл на русском языке с японскими субтитрами.
В то время многие товары были дефицитом, многие товары были нам вообще не известны. Например, в то время не было женских и детских зимних сапожек. Городские женщины ходили зимой в ботинках на шнурках, сельские женщины ходили зимой в валенках. Дети тоже ходили зимой в валенках, в сырую погоду на валенки одевали галоши. Были только резиновые сапоги для дождливой погоды.
Не было женских и детских колготок. Женщины носили чулки, простые и капроновые. Дети также носили простые чулки, которые пристёгивались пажами к фланелевому лифу.
Не было зубной пасты, был зубной порошок. Не было стирального порошка, стирали хозяйственным мылом. Не было шампуней, голову мыли мылом. Не было шариковых ручек, школьники пользовались перьевыми ручками, чернильницами, перочистками. Хотя эти чернильницы назывались ”непроливайками,” чернила часто из них выливались, и тогда тетрадки школьников были испорчены.
В жилищах простых людей тогда не было люстр, висели матерчатые абажуры, обычно оранжевого цвета. Люстры появились позже. Одно из воспоминаний моего детства. Раннее осеннее утро. Мне четыре года. Мать несёт меня на руках в поликлинику. Во дворе в большой луже плавает оранжевый абажур, а мальчишка из соседнего подъезда, с закатанными штанинами, бегает по лужам, возит по ним шваброй. По - видимому, кто-то из жильцов приобрёл люстру, а старый абажур выбросили за ненадобностью.
- Неужели тебе не холодно? – спрашивает моя мать у мальчишки.
- Нет! – бодро отвечает он, и снова утюжит шваброй воду, гоняя по луже оранжевый абажур.
А однажды, когда наша семья ещё жила в районе Южный Распадок, мой отец встретил пожилую женщину, которая несла две хозяйственные сумки, наполненные доверху маленькими будильниками. Женщина объяснила моему отцу, что в продаже были уценённые будильники по пять копеек за штуку. Вот она и набрала две полные сумки будильников!
Наша семья встречала новый 1966-й год. На Сахалине новый год наступает на восемь часов раньше, чем в Москве. Снова сияла разноцветными огнями ёлка. Бабушка и моя мать хлопотали возле праздничного стола, накрывая его к приходу гостей. Пришли гости, подруга моей матери Нэлка с мужем Иваном. В центре стола стояли бутылки с креплёным красным вином. На столе был холодец, пельмени, винегрет, в селёдочнице лежала нарезанная маринованная селёдка.
Мы смотрели по телевизору художественный фильм “ Медовый месяц.” Я ещё не понимала значение этого выражения, думала, что речь идёт о месяце на небе. Я допытывалась у матери, чтобы она мне объяснила значение этих слов. Как месяц на небе может быть медовым? Но она только смеялась мне в ответ. Наверное, считала, что мне рано об этом знать. После новогоднего поздравления мы смотрели передачу “ Голубой огонёк.”
Была ранняя весна, только недавно сошёл снег. В выходной день Валя отправилась со своими двумя подругами – одноклассницами в поход за подснежниками. Меня они тоже взяли с собой. Мы дошли до большого железнодорожного моста, потом поднялись на мост, прошли по нему и спустились вниз. Недалеко от моста протекала бурная речка, на берегу на большом каменном валуне сидели две девчонки и бултыхали ногами в ледяной воде. Вдали, слева от нас, виднелась школа, в которой училась Валя. В этом году она должна была окончить учёбу. Справа от нас была сопка, но Валины подруги сомневались, что мы найдём там подснежники. Всё же они решили подойти поближе и посмотреть, нет ли там цветов. Мы подошли поближе к сопке и девочки закричали от восторга. Весь склон сопки был усеян белыми подснежниками, этими весенними, нежными цветами!
На сахалинских сопках в лесу росли цветы необычайной красоты. Здесь были лесные ландыши, белые и синие, лесные фиалки и незабудки. Однажды, моя подружка Ира Бычкова вместе со своим отцом пошла на сопки за лесными цветами. Я уговорила их взять меня с собой. Мы долго бродили по лесным зарослям, собирая цветы.
Неожиданно, раздвинув листья папоротника, отец Иры нашёл большой цветок. Мы увидели неизвестный нам диковинный цветок необычайной красоты. Казалось, от него исходило сияние, он переливался голубым, розовым, сиреневым цветом. Некоторое время мы с восхищением смотрели на этот цветок, а потом отец Иры осторожно срезал его и положил в корзину с цветами.
- А мне вы дадите такой цветок ? – спрашивала я Иру и её отца.
- Если мы найдём ещё один такой цветок, то дадим, - пообещали они мне.
И такой цветок нашёлся. Мне подарили этот красивый цветок, и я принесла его домой. К сожалению, мы так и не узнали название этого диковинного цветка.
В августе вместе с бабушкой и отцом я поехала на родину моей бабушки в Амурскую область. Сначала мы ехали пригородным поездом до Южно-Сахалинска. Из Южно-Сахалинска мы летели самолётом до Хабаровска. В Хабаровске мы с бабушкой двое суток ночевали в плавучей гостинице на дебаркадере в комнате матери и ребёнка. А отец нашёл ночлег в другом месте. Мы ждали отправления теплохода “Ерофей Хабаров,”который делал регулярные рейсы по реке Амур.
Пока мы ожидали отплытия теплохода, бабушка вела длительные разговоры с соседками по гостинице. В основном, смысл её разговоров сводился к возможности достать несколько пачек плиточного чая. Бабушка очень любила плиточный, спрессованный чай, но он очень редко бывал в продаже. Везде, где только было можно, бабушка расспрашивала людей о том, где можно купить такой чай.
Наконец, мы отплыли на комфортабельном теплоходе ”Ерофей Хабаров.” До места назначения, село Богородское, мы плыли не менее двух суток. Теплоход шёл по Амуру медленно, делая многочисленные остановки и подолгу простаивая возле пристаней. Мы проплывали мимо города Комсомольск – на – Амуре, здесь была остановка судна. Морвокзала тогда здесь не было, теплоход причалил к дебаркадеру.
Мы завтракали, обедали и ужинали в судовом ресторане. Я успела подружиться с девочками, пассажирками на судне. Вот предпоследняя остановка перед селом Богородское. Был вечер, мы наблюдали, как вышли пассажиры на маленькую сельскую пристань и стали подниматься вверх по тропинке по склону пригорка.
Поздно вечером мы прибыли в село Богородское, где проживала младшая сестра моей бабушки Дора со своей многочисленной роднёй. Мы быстро перезнакомились с родственниками бабушки, ходили в лес за ягодами и грибами, купались в Амуре. В этом месте Амур был очень широкий, противоположный, китайский берег почти не был виден.
Местные мужчины ездили на моторных лодках, занимались рыбной ловлей, здесь водилось много рыбы. Часто попадался крупный сом. Вместе с родственниками мой отец ходил в лес на охоту.
Мы посетили на местном кладбище могилы наших умерших родных. Почти каждый вечер за ужином мой отец и бабушка вместе с родственниками пили водку. Бабушка, вообще любила выпить, и как мне говорили ”пила водку наравне с мужиками.” Но я не осуждаю её, ведь ей пришлось пережить много горя.
Бабушка была также большой охотницей до русской пляски. Обычно, после праздничного застолья устраивалась плясовая, и гости плясали до упаду, выстукивая дробь каблуками. И здесь, и дома бабушка никогда не отставала в плясках и плясала до упаду.
Дома, после праздничного застолья и плясок, мой отец и бабушка садились в противоположных углах большой комнаты и начинали осыпать друг друга нецензурной бранью. По - видимому, выпитая водка давала о себе знать. Отец сидел в пижаме на стуле, а бабушка, зажав в руке конец платка, осыпала его руганью. Отец не терялся, и тоже выражался ей в ответ. Сказывалась взаимная неприязнь, которую они обычно пытались скрывать, но которая прорывалась наружу, как только было выпито изрядное количество спиртного.
Мы пробыли в гостях месяц, наконец, пришло время возвращаться домой, я должна была в сентябре идти в школу, в первый класс. Назад до Хабаровска мы ехали на теплоходе ”Комета”на подводных крыльях. В пути произошла поломка судна, и пару часов мы стояли на середине Амура, качаясь на волнах, пока шёл ремонт судна. Теплоход шёл быстро, без остановок, и за восемь часов мы добрались до Хабаровска.
Наступил сентябрь. Я пошла в первый класс школы N 4 города Невельска. В центральном сквере имени В.И.Ленина состоялась торжественная линейка. Первоклассникам вручили подарки и каждому повязали голубую ленту через плечо с надписью серебристыми буквами ”Дорогому первокласснику!”
После торжественной линейки нас повели в школьную столовую, где для нас был приготовлен первый школьный завтрак, чай, печенье и шоколадные конфеты.
Моим соседом по парте оказался хороший, спокойный мальчик, которого звали Серёжа Огурцов. Дома родители спросили меня:
- В вашем классе учится Серёжа Огурцов?
- Да, - ответила я. – Я сижу с ним за одной партой.
Так я узнала, что Серёжа Огурцов - сын погибшего капитана с судна ”Нахичевань,” которое затонуло в Беринговоморской экспедиции.
Однажды я нашла на карте Берингово море. Оказалось, что это самое большое из дальневосточных морей, омывающих берега России. Оно расположено между двумя материками, Азией и Северной Америкой.
Спустя два года после трагедии в Беринговом море, в нашем городе установили мемориал на сопке в честь погибших рыбаков, к которому ежегодно в день трагедии люди приносили цветы. Для создания этого мемориала был специально приглашён из Москвы знаменитый скульптор Вучетич. Возле монумента был установлен Вечный Огонь.
В нашем первом классе украинских фамилий было, наверное, больше, чем русских. Анистратенко, Гавриленко, Евтушенко, Корчевая, Котляр, Рублевский, Рябчевская, Тютюнник, Тригубенко, Шелудько… Люди ехали на Сахалин со всех концов нашей необъятной родины. Но большинство людей свою жизнь здесь воспринимали как временную. Люди рассчитывали со временем собрать денег, и впоследствии, приобрести жильё где-нибудь на юге. Об этом мечтали многие на Сахалине.
Также, работая на Сахалине, можно было вступить в жилищный кооператив на юге, делать регулярные взносы и впоследствии получить на юге жильё.
В конце восьмидесятых такой привилегии для сахалинцев уже не было. Люди могли рассчитывать на получение жилья только в райцентрах средней полосы России.
В нашем первом классе было десять девочек по имени Ира. По -видимому, это имя было тогда в моде. Ира Анистратенко, Ира Аничина, Ира Жучкова, Ира Нарбекова, Ира Ни, Ира Острикова и другие.
То же самое было и в параллельном классе: Ира Абрамова, Ира Бычкова, Ира Горбанёва, Ира Ли…
Я была самой большой Ирой в нашем классе, а самой маленькой была Ира Анистратенко. Я подружилась с ней. Однажды после уроков я вместе с Ирой Анистратенко отправилась в гости к ней домой. Ира жила в квартире на втором этаже в двухэтажном, деревянном, японском бараке недалеко от нашей школы. В том самом, в котором жила подруга моей матери Нэлка.
Мы поднялись по деревянной, скрипучей лестнице на второй этаж, где по обеим сторонам длинного коридора были двери, и вошли в квартиру. В комнате за длинным столом, уставленным бутылками с закуской, сидели мужчины и женщины.
Из-за стола поднялась и подошла к нам высокая, молодая женщина, мать Иры. На ней был тонкий, серый свитер, который обтягивал её высокую грудь, на плечи была небрежно наброшена пуховая шаль. Я сразу поняла, что мать Иры очень молода, намного моложе моих родителей. Ей было, наверное, лет двадцать пять.
Мы немного поговорили, и потом я отправилась к себе домой. Больше я к Ире в гости никогда не заходила. Она стала приходить в гости ко мне.
Потом я узнала, что у Иры каждый месяц появляется новый папа. И каждый раз её мама требовала, чтобы Ира называла очередного мужчину папой.
Позже, когда мы уже учились в третьем классе, как-то весенним днём мы с Ирой играли в центральном сквере в ”классики.” Неожиданно к нам подошёл мужчина примерно сорока пяти лет, по виду полнейшее ничтожество. Это был очередной новый папа Иры. Он был одет в чёрный, болоньевый плащ. На голове у него была капитанская фуражка с крабом. Я сразу поняла, что он не настоящий капитан, просто одел чужую капитанскую фуражку. По его лицу было видно, что это пьющий мужчина.
- Ира, немедленно иди домой! – приказал он Ире.
- Ну, папа! Можно я ещё немного погуляю… - стала упрашивать Ира мужчину.
- Нет, немедленно иди домой! – голосом, недопускающим возражений, приказал мужчина, и повернувшись, пошёл к выходу из парка. Ира поплелась следом за ним. Я смотрела ей вслед и думала, как тяжело жить, когда у тебя чужой папа.
Однажды меня пригласила к себе в гости домой моя одноклассница, китаянка Ира Ни. У Иры было слабое зрение, она носила очки. В этих очках она была похожа на партийного китайского деятеля. Ира жила в элитном доме сталинской постройки, предназначенном для партийных работников. Папа Иры работал преподавателем в средней мореходке, мама была простой продавщицей в хлебном магазине.
Ирана водила меня по трёхкомнатной квартире как по музею, показывая комнаты. Огромные комнаты с высокими потолками были увешаны и застелены большими, натуральными коврами. Ира показала мне кабинет своего отца, письменный стол из красного дерева и длинную, красивую, деревянную указку ручной работы. Из большого шифоньера она достала и показала мне домашнюю куртку отца, расшитую золотом.
Ира рассказывала, что её родители планируют переезд в Алма-Ату. Вечером пришли родители с работы, они пригласили меня поужинать вместе с ними. На ужин был осьминог с рисом, который был необычайно вкусен. Для приготовления осьминога в пищу используются только его щупальца, голова же выбрасывается. И сам ужин, и красивая посуда, которая была дополнением к обстановке в большой столовой запомнились мне. Мы - то жили в обычной ”двушке” с небольшой кухней. А столовой комнаты у нас и вовсе не было.
Иногда после занятий в школе я шла на работу к своей матери, хотя путь был не близкий. Моя мать работала бухгалтером в конторе ”Заготзерно.” Тогда не было ещё электронных калькулляторов, и бухгалтеры пользовались обычными счётами и арифмометрами.
Мать показывала своим сотрудницам мои школьные тетрадки, хотя пятёрки у меня тогда были редкостью. Иногда ко мне подходил начальник моей матери Родионов, и я здоровалась с ним. Это был высокий, лысоватый мужчина лет сорока пяти.
Родионова я знала давно. Ещё будучи дошкольницей, я приходила к матери на работу. Родионов о чём-то спрашивал меня, а я смущаясь, теребила в руках игрушку, разноцветного пластмассового петуха.
Через много лет, просматривая бумаги уже умершей матери, я нашла один старый документ. Это был ответ из партийной организации в ответ на заявление моей матери. В документе было написано следующее:
”Факты, изложенные гражданкой Н., (т.е,моей матерью), в основном подтвердились. Начальник конторы ”Заготзерно” Родионов снят с занимаемой должности…”
Оказывается, моя мать написала донос на своего начальника Родионова. Но зачем ей это было нужно? Что, ей было больше всех надо?
Мне кажется, я догадывюсь, зачем. По-видимому, Родионов знал, что мой отец часто бывал в длительных рейсах, возможно, он начал ухаживать за моей матерью, проявлять знаки внимания. Моей матери на тот момент было тридцать лет, Родионову было сорок пять. Наверное, он казался моей матери староватым. Наверное, ей хотелось избавиться от его назойливого ухаживания. И она выбрала такой вот способ, написала на своего начальника докладную, чтобы решить эту проблему. Моя мать была членом КПСС, от её заявления нельзя было просто так отмахнуться. И партийное руководство отреагировало соответствующим образом, Родионова сняли с должности.
Наступила зима, и как всегда бывает здесь, с большим обилием снега. Городской парк занесло снегом. Его расчистили и бульдозером сгребли в сторону, получилась огромная гора снега. Дворники утрамбовали эту гору и сделали наклон. Получилась большая снежная горка для детей.
Теперь по вечерам в парке было многолюдно, шумно и весело. Приходили дети, приходили родители. В парке было светло, горели фонари. Ребятишки приходили с дощечками, с фанерками в руках. Дорожка посередине горки была накатанной, обледеневшей, и на дощечках было кататься удобнее, чем на санках.
Мы учились во вторую смену, и после уроков, переодевшись дома, спешили в парк. Мы поднимались сзади по снежным ступенькам на гору, подходили к ледяной дорожке, садились на дощечку и со смехом и с весёлым визгом катились вниз. Сзади съезжали ещё другие, сбивали с ног, мы падали и барахтались, получалась весёлая куча мала. Для детворы зима была лучшим временем года, можно было кататься на санках, лыжах, коньках, играть в снежки, лепить снежную бабу, и конечно же, встречать всеми любимый праздник Новый год.