18.05.2017г.
Разные судьбы ч. 1
Пятеро их явилось к нам, целых полдесятка пришельцев! Шёл всего лишь одиннадцатый послевоенный год, 1956-й. Страна оживала после разрухи и начинала разминать затёкшие от страха-ступора мышцы: Сталин умер три года назад, но всё ещё лежал в мавзолее, рядом с Лениным. Мы закончили десятилетку и только поступили в ОИИМФ, Одесский институт инженеров морского флота, или как его называли одесситки – Водный-институт-модный. И вот на тебе – ещё даже первый спутник не взлетел, а уже прилетели самые настоящие пришельцы, желтолицые и узкоглазые, как обычно их и рисуют дети. Хотя нет, не прилетели, прилетают это они сейчас, через полвека, а тогда просто приехали – на поезде, но у каждого из них был вполне космический чемодан! Из дорогущей натуральной кожи темно-жёлтого цвета, а размером – со шкаф. В таком чемодане запросто можно было спрятать какой-нибудь складной НЛО, ну или хотя бы модуль посадочный. Вот где интрига! Мы вертелись вокруг пришельцев, завлекали их улыбками, гостеприимством, разговорами, которых они явно не понимали, но улыбались в ответ и пробовали тоже говорить, но как странно и смешно:
- Здырастуте! Мы плиехали ис Китая, цитобы... читобы уциться у вас...
А нам так не терпелось скорей заглянуть в их космические чемоданы!.. Пришельцев расселили по разным комнатам общаги – с нами, русскими, чтобы им, значит, привыкать к нам и всасывать всё русское, язык вперёд всего.
Знакомимся.
Самый представительный – строгий чёрный пиджак, кремовая рубашка, темно-синий галстук – Ян Динсюэ, он же самый смуглолицый, что объяснит нам много позднее: «Меня в Китае часто за филиппинца принимают».
Второй – живчик, с чёрными бенгальскими искрами в глазах – Чжан Чженькун, тут же ставший Женькой, Женей.
Высоколобый и самый европейский лицом Бао Дунвэнь, лучше всех говорящий по-русски. Он и учиться будет легче и успешней всех и обретёт почётное имя – Профессор.
Скромный, хоть и самый рослый, спортивного сложения Сунь Яохуа, почти всегда со стеснительной и как бы извиняющейся улыбкой. Яохуа? Ну, значит, Яша!
И, наконец, самый робкий, обладатель нежного девичьего голоса Чень Юсинь. Он заработает прозвище позже всех, но именно заработает!..
Ну и вот, наконец, они рассупонивают ремни на чемоданах, поднимают аэродромного размера кожаные крышки, и что же мы видим?! Вместо складного НЛО или модуля – тёплые зимние пальто с меховыми воротниками, лохматые ушанки, тёплое бельё из розовой байки с синей печатью фирмы «Дружба» и инопланетными иероглифами. Это летом-то, в конце августа! Толстенные книги, притом не только на китайском, но и на нашем языке – сочинения Сталина и Мао Цзэдуна, словари, в которых мы потом насчитаем три тыщи страниц. А ещё под бельём мы увидели, наконец, желаемое – нечто железное. Ага, вот он где, модуль! Но он что-то поразительно похож на обыкновенные кастрюли, сковородки и кружки, правда, из дорогой сверкающей нержавейки. И ещё пол-литровые эмалированные кружки, жёлтые, в цветочках.
Как сейчас вижу эти кружки: с ними столько связано! Впервые в жизни я пил из них странный, зелёный чай, а с помощью берёзовых или пластмассовых палочек (во где чудо чудное, диво дивное!) неумело ел-пил китайский овощной суп из этих же кружек. Но недолго. Потому что однажды, придя с лекций в общагу, зашёл в комнату и едва не выскочил обратно – так шибануло в нос сортирной вонью. Что такое?! Откуда?.. Нос быстро привёл прямо к тумбочке Яши. На нижней полке стояла красивая кружка, а в ней плавало разбитое сырое яйцо. Явно забытое Яшей неделю назад. Но вот появился и сам Яша. И в ответ на моё удивление лишь застенчиво улыбнулся:
- Эта цистый белок, оцень полезная, да...
Где-то примерно через полвека я прочитаю в интернете реплику блогера двадцать первого века: "Это замечательное, говорите, блюдо? Да вы что, куда замечательней 100-дневный аборт обезьяны в соусе из её же мозгов"...
Из всех «пришельцев» Яша был самым земным. Четверо наших китайцев в своих комнатах сидели по ночам, конспектируя классиков марксизма-ленинизма, поражая нас невиданным трудолюбием. И лишь один Яша отлынивал от этой политучёбы и допоздна носился с мячом по баскетбольной площадке: он входил в сборную института. Фортуна его оказалась девушкой с характером, если не сказать «лёгкого поведения». Но об этом чуть позже...
Всяких чудес, как и положено пришельцам, они принесли с собой ого-го. Палочки вместо ложек и вилок, тухлые яйца – это ещё мелочи. Так мы стали замечать за Ченем смешную странность: он, явно издеваясь над собой, разговаривал с соплеменниками не на китайском, а... на русском языке! Мы долго думали – для практики и лишь много позже узнали, что он родом из юго-восточной провинции Фуцзянь, где говорят на особом диалекте, совсем непохожем на пекинский, на котором общается большинство китайцев. Но именно благодаря этому Чень лучше всех понимал и говорил по-русски. На переменках в институте, в общежитии, на улице он так трогательно-старательно бормотал: Смешные птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут жизни в пустыне знойной. И так до самого конца всю горьковскую «Песню о Соколе». Безумству храбрых поём мы песню!..
Так вот и стал он Птицей, заработав прозвище великим трудом. Или Птичкой – ибо по-детски нежным голоском своим читал Горького.
Через 36 лет после окончания ОИИМФа Чень будет встречать меня на шанхайском вокзале вместе с профессором Хоу и кем-то ещё из сотрудников знаменитого университета Тон-цзи, где нас с Птицей на целый месяц поселят в шикарном трёхкомнатном номере гостиницы-общежития. Но будет это в конце века, а сейчас мы, считай, в его середине.
Три часа ночи, а Птица сидит в кружке света от настольной лампы, точно в окопе, в бруствере из высоких стопок томов Сталина и Мао, прилежно их конспектируя. Мне свет мешает спать, я ворчу, и Птица тут же щёлкает кнопкой выключателя. Он очень хочет упасть скорей в кровать и рад моему ворчанию. Смешная Птица, что толку в поднебесной политике да в этих конспектах?..
А вот Женька, который Чжан Чженькун, ребята из его комнаты рассказали, позже полуночи не сидит и вообще болтает с ними часами, бывает и до утра, и материться уже научился по-русски, и даже самогон, который прислали кому-то из деревни, пробовал, и «это дело» очень ему понравилось. И он научил ребят «культурно» посылать друг друга «на собрание»: по-китайски собрание и вообще встреча – как раз то самое популярное словцо из трёх букв. Женька, когда выпьет, становится похожим на индейца, краска предательски заливает его треугольное лицо, что в конце концов и сыграет роковую роль в его судьбе...
Бао Дунвэнь, Профессор, тоже не засиживается ночами над классиками марксизма-сталинизма, он вообще всё, даже страшную термодинамику и начертательную геометрию, начерталку-ничертанепонималку, схватывает прямо на лету. Мы, частенько сачкуя с лекций, в конце семестра, перед сессией, выпрашиваем у него конспекты и готовимся к экзаменам по ним! И вот читаешь, читаешь его конспект и вдруг – целая строчка иероглифов... Бежишь к нему: «Бао, что это?» Он спокойно переводит и объясняет: не успевал за профессором, он очень быстро говорил... Мы смеёмся: Профессор за профессором не поспевал!..
Но случалась и на высоколобого Бао проруха: пришелец он и есть пришелец. Пришёл он на базар, одесский, гамный, и нужное слово из головы вылетело. Бао спросил у толстухи торговки:
- Есть у вас эта... жена петуха?
Весь торговый ряд рвануло от смеха, а бедный Профессор покраснел почти как поддатый Женька.
А вот ещё из той же серии. Яша однажды в институте поймал меня, бегущего в буфет на переменке, за руку и спросил:
- Ты не видел Фам Инго?
- Фам Инго? – растерялся я, знающий всех китайцев в ОИИМФе. – Кто это?!
- Фам Ин Го, - раздельно, старательно произнёс Яша.
- Не знаю такого!
- Фам Ин Го... Он – как ты – Болис...
- Борис? – меня осенило. – Борис Фоменко?
- Да, да! – просиял Яша.
Смуглолицый «филиппинец» Ян Динсюэ, самый авторитетный и в то же время самый скромный и молчаливый из всех, самый замкнутый на все замки и словно подключённый к сети высокого напряжения, постепенно стал моим другом. Но лишь на третьем курсе я узнал, что он – председатель всего Одесского землячества китайцев, считай, генерал! Эти дела и заботы не давали ему лишний раз улыбнуться, не то чтобы причащаться самогонки или болтать до утра с досужими однокашниками. И всё же мне удалось однажды на самые важные по тем временам октябрьские праздники увлечь его аж на два дня в гости к себе домой, в Белгород-Днестровский, за сто километров от Одессы. Мы расхаживали с ним по древнему одноэтажному городку, вальяжно расположившемуся, как курортник на пляже, на берегу лимана, образованного Днестром при впадении в Чёрное море. Я хвастал самой великой нашей достопримечательностью – крепостью XII века. А встречая на каждом шагу друзей и знакомых, хвастал «инопланетянином».
- Меня зовут Ян! – представлялся он так коротко, чтоб не заморачивать аборигенов «китайской грамотой» своего имени.
Я уже знал перевод и с удовольствием излагал каждому встречному:
- Ян – берёза, Дин – тихо, Сюэ – учиться. Представляете! – восклицал я и хвастал знанием латыни: - не зря ж говорится: номен эст омен – имя знаменательно. – И пока мой Ян, отойдя на несколько шагов, отвлекался на рассматривание одной из башен крепости или яхт-клуба на лиманском берегу, вполголоса объяснял: - Он действительно у нас самый тихий, скромный и очень старательно учится...
Берёза – именно так перевёл мне сам Динсюэ свою фамилию, и лишь много позже узнал я о великом единстве Инь-Ян, тёмного и светлого. Энциклопедия терпеливо излагает: «Первоначально инь означало «северный, теневой», а ян – «южный, солнечный склон горы». Позднее инь воспринималось как негативное, холодное, тёмное и женское, а ян — как позитивное, светлое, тёплое и мужское начало».
Почти через сорок лет мы встретимся во Владивостоке. Я буквально онемею: он совсем не изменился! Ну, почти совсем – чуть строже и суше стали черты лица, а абсолютно чёрная проволока волос вовсе не тронута сединой! В ответ на моё восторженное изумление он наклонится к моему уху:
- Боря, я белый совсем. В Китае хорошая чёрная краска...
Вот тебе Инь и Ян!.. Ян приехал в качестве переводчика с двумя худосочными с виду, но энергичными, хваткими бизнесменами, «новыми китайцами», аналогом «новых русских». Они на всякий случай прихватят и меня с собой, и мы полетим на Урал скупать анилин. Им нужны были тонны анилина-аминобензола для раскрашивания миллионов платьев, рубашек, маек и трусов – ярких тряпок, коими они долгие годы заваливают с тех пор нашу страну. Ну и для «белой берёзы» Яна, чтобы он выглядел, как и они – Инь! А ещё анилин необходим при производстве взрывчатых веществ, пластмасс и вулканизации каучука.
Вот так, друзья, всё, считай, переворачивалось с ног на голову. Даже Китай, в течение полувека «младший брат» наш, стал использовать «старшего брата», как липку. Если брать русский лес, то никакие не столы, не секретеры, не диваны и кресла, не говоря даже о простых досках – только кругляк! Краску? Краску тоже мы сами в Китае у себя сделаем лучше, давай сырьё – анилин, много и дёшево!..
Думаю, эта роль переводчика у хватких торгашей оскорбляла Яна, хоть виду он не подавал. Ну и в конце концов Ян справедливо решает: да что ж я хуже этих «новых капиталистов»? Скооперировавшись с родственниками, он оснуёт маленький инструментальный заводик (сгодится инженерный опыт) и года три действительно будет чувствовать себя капиталистом. Пока его не обанкротят «новые».
В гости к Яну, в его курортный город Циньхуандао, что в одной провинции с Пекином, я попаду через год и проживу там довольно долго – с полмесяца. Став с его лёгкой лидерской руки ряженым бизнесменом, запасшись всего двумя-тремя номерами «Сплетника», как народ прозвал первую во Владивостоке рекламную газетёнку «Вестник», я надёргал из неё объявлений о продажах леса, металла, кораблей и самолётов, и ко мне в гостиницу, куда меня поселил Ян (домой селить иностранцев запрещалось), потянулись бизнесмены. Об этой своей роли Остапа Бендера я написал рассказ «Мао – мой сосед». Вот фрагмент оттуда:
С юных лет ярый сторонник теории «большого скачка», ставя телегу впереди лошади, я заявляю сразу: Если б не пожар в дизельном цехе КамАЗа в 1993 году, так бы оно и было – я мог стать соседом Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина...
Поскольку правители Китая, перестав брать пример с кремлёвских, не бегали с ножом за курицей, несущей золотые яйца, приятель Яна, с которым он приезжал ко мне за анилином, не только процветал сам, но и содействовал процветанию соседей. А соседи на курортах знаете какие? Правильно, крутые. Но не в новом нашем понимании, не бандиты и не «новые русские», то есть не «новые китайцы» в русских кавычках, а старые китайцы, без всяких кавычек предержащие власть в жилистых и по-молодому крепких руках. Китайский народ называет их «чиновники-торговцы». Партийная элита любую перестройку оприходует себе на пользу, если не сама её затеет, дабы исцелить дряблые телеса свои и сердце от ожирения.
Да, друзья, вы правы – про сыр в мышеловке я вспомнил довольно скоро. Но – рано злорадствуете – вспомнил с улыбкой...
Забравшись в сию китайскую курортную тмутаракань, я должен был по сценарию моего мудрого, как дракон (сравнение – made in China), друга играть роль рашен бизнесмена. Как ни странно, в этом краю непуганых психов (кажется, так говаривал бессмертный Остап) роль мне удалась. Можно даже сказать, я сыграл её с блеском.
Предусмотрительный Ян вместе с приглашением прислал мне список предметов торга, из тех, что снятся китайским бизнесменам: дешёвая рыба, дешёвый металл, то есть металлолом (желательно в виде пароходов и танков, годных к продолжению службы), лес, удобрения и пр.. Я должен был проставить примерные цены и адреса фирм, торгующих таким добром. Трудности это не составляло, поскольку наши газеты с конца восьмидесятых кормились рекламой, и даже районка «Ленинец», в которой трудился один мой приятель, была талантливо переименована им в «Объявленинец». Не больше часа пошелестев страницами «Сплетника», бесплатно, как в парижах и лондонах, рассовываемого по нашим почтовым ящикам, я преспокойно, словно на удачной рыбалке, накуканил десятка два всяких-разных ТОО, ОАО, ЗАО, ООО, АОЗТ, ИЧП и пр. со всеми их адресами, телефонами, факсами и телексами. Кой-каким из них позвонив, проставил в списке Яна цены – вот и всех делов-то. «Рашен бизнесмен» созрел.
Умеют китайцы встречать гостей! Славная хлебосольством Россия, изрядно обнищав за годы «перестройки», уступила пальму первенства в гостеприимстве, пожалуй, именно Китаю. Хотя нет, нет, каюсь: странноприимного радушия русских селян никакой перестройкой, слава Богу, не извести. Китайцы же встречают широко лишь почётного, либо сулящего выгоду гостя. А впрочем, и тут я, возможно, неправ, потому что в деревнях китайских не бывал.
Вскоре у меня в номере появились анилиновый бизнесмен Чан с обаятельной Юй Сяоли. Я кинулся было церемонить чай, но обаятельная, не отпив и глотка, пошла на меня в бизнес-атаку. Решительная тётя решила брать быка за рога. Итак, она – тореро, а бык – это я, и значит, мне надлежит вертеться и не сдаваться. Только я так подумал, Юй сделала первый выпад:
- У нас в провинции строится большой аэропорт, и нам нужно парочку ваших ТУ.
Среди моих многочисленных знакомых значился и лётчик. Отлетав своё в небе, он приземлился прямо на поле бизнеса и торговал не только ТУ, но и СУ, новёхонькими стреловидными, суперскоростными истребителями. Успешно торговал или нет – другой вопрос.
- Парочку? – переспросил я. – Всего-то? Да пожалуйста, сколько угодно. А СУ не надо?
- Ой, надо, надо! – Темпераментно обрадовалась Юй. – А почём?
- Дорого, - на всякий случай отрезал я, но глаза-маслины вдруг засияли, оплавились, стали источать то ли оливковое масло, то ли миро. И я немедленно поднял руки: - Для вас, синьора, будет сделана скидка.
Я уже готов был и к скидке штанов, но маслины легко, как мишуру, стряхнули лучистость и с матовым металлическим блеском устремились в перспективу коммерции. Китаю нужен металл, много-много дешёвого металла, которым завалена ваша страна. Ну да, старые пароходы, военные корабли, - в общем, всё то, что вам не нужно, металлолом. А у нас есть то, что вам позарез нужно: одежда, бельё, рис, тушёнка «Великая стена», овощи, фрукты, ёлочные украшения, электрогирлянды. Знаете, такие мигающие и даже подмигивающие – прямо цветомузыка, да. Ну и конечно, знаменитая праздничная пиротехника, которой вот уже тысячу лет славится Китай!
Кадры из любимых фильмов детства проплыли перед моими глазами: Миклухо-Маклай, папуасы, бусы, кокосы. Из политэкономии, кою штудировал пять лет в институте, вспомнилось: бусы – товар – бусы-штрих. Кораблями, я знал, пресса сообщала, у нас очень успешно торгуют адмиралы. И я воскликнул радостно:
- О, этого добра, очаровательная Юй, у нас для вас сколько душе угодно!
- Цены?
- Ниже рыночных! – Парировал я, что актёр в рекламном ролике. – Цены вас приятно удивят!
- А крылатые ракеты можно у вас купить?..
Я открыл рот и непроизвольно заморгал.
Маслины, моргнув ответно, стушевались. Мудрый Чан пришёл на помощь:
- Ладно, ладно, оставим это нашим министрам обороны, друзья мои. Юй – по-китайски значит «рыба». Давайте о рыбе поговорим.
- О да, да, - подхватила Золотая Рыбка, - нам нужно много дешёвой рыбы.
- Минтай, камбала, селёдка?
- Да-да, минтай, камбала! Если дёшево, то мы много-много возьмём!..
За месяц, прожитый в Китае, я услышу эту фразу тоже много-много раз. Если дёшево, то много! В любой бизнес-беседе в Китае она звучит что рефрен в песне.
Обменявшись визитками, мы договорились с Юй о новой встрече и разошлись удовлетворённые друг другом – что любовники. Чан и Ян также, я видел, остались мной весьма довольны и, видимо, именно поэтому тут же отвезли меня в апартаменты пекинца Го.
Из холодильника Го тут же достал запотевшие бутылки с пивом, водкой, водой. Кондиционер, негромко жужжа, рассасывал дым, так и валивший изо рта Го, курившего американские сигареты одну за другой. По-американски он себя и вёл. Во всяком случае, «если дёшево, то много» я от него не слышал.
- Нам нужны удобрения, большими партиями. Если договоримся о поставках, с транспортом не будет проблем.
- Мне нравится ваша уверенность, уважаемый Го, но как раз на нашей железной дороге на границе затор.
Я случайно прочёл об этом в газете накануне отъезда. Вот как полезно бывает читать на дорожку, подумал я.
- Нет, - Го улыбнулся, тая в заплывших глазках превосходство, - проблем в этом не будет. Всё предусмотрено. Так сказать, обходной манёвр. Я знаком лично с министром путей сообщения Казахстана. Наш состав стоять не будет.
- О, это здорово! – Меня пронзила радость за «наш состав». Мне оставалось лишь улыбнуться.
- У вас сейчас списывают много танков в металлолом, - Го раскрыл глаза пошире, как-то подобрался весь. – Так вот ваши танковые дизеля, компактные и мощные, нужны нам для деревенских электростанций. Китайские деревни, - брови Го по-государственному, прям по-брежневски нахмурились, - много ещё деревень – не имеют света.
Отбить танковую атаку Го я был не в силах и поднял руки:
- Простите, но о танках я ничего не знаю, не занимался ими.
- Товарищ Го знает, - вмешался Чан, - можешь ему верить. Когда вернёшься на родину, узнай и сообщи нам. Хорошо на этом заработаешь!
Го подлил мне водки и пива.
- Вы же моряк, да?
Я кивнул, обрадовавшись: ага, значит, сейчас он выдаст, наконец, тост «За тех, кто в море».
- Россия имеет очень много старых судов и военных кораблей...
Боже, взмолился я, опять двадцать пять! А «чиновник-торговец» деловито, попыхивая очередной сигаретой, продолжал:
- У крупных судов до шестидесяти процентов бортовых листов стальной обшивки можно использовать вторично. На наших верфях уже научились это делать. Вот помогайте нам покупать такие корабли.
Господи, какие ж мы, оказывается, огромные и круглые, что у нас прямо с боков наших можно обдирать шкуру и тут же шить себе шубу. О да, огромные и круглые дураки! Боже ж мой, вот уж где в точку попал Верещагин: за державу обидно.
Корабли постоя-а-ат!.. - загремел в ушах родной голос Владимира Семёныча.
Не знаю, сколь долго ещё могло продолжаться это бизнес-кораблятство, если бы Чан снова не вклинился.
- Давайте съездим на небольшую экскурсию, отдохнём немножко, развеемся, - предложил он, то ли заметив кислую мою мину, то ли подслушав ненароком Высоцкого у самых моих ушей.
И мы попылили на джипе Чана куда-то на берег этой китайской Ялты. Ян остался дома: дела.
Китай – словно другая, неведомая планета. Вот даже само пространство между городами у нас свободно, у них – нет. Нет свободного пространства – и всё тут! Каждый метр используется, эксплуатируется: земля – под огородные грядки, вода – под рыборазводные ерики, лягушачьи фермы, устричные садки, оросительные каналы. И везде копошатся люди, с утра до ночи, да и потемну нередко с фонарями-фарами. Невольная мысль терзает извилины: нам бы хоть половину их трудолюбия – и мы могли бы прокормить всё земное человечество, да, всё на свете, а не только прогрессивное, как именовали мы соцлагерников и сочувствующих.
На морском берегу – правительственные дачи.
Город-курорт с населением пятьсот тысяч превращается летом в четырёх с половиной миллионный мегаполис. И ухитряется быть относительно чистым, хотя мусорят китайцы напропалую. Но трудится целая армия уборщиков. И туриндустрия тут тоже – напропалую: сувенирные лавчонки, забегаловки, харчевни, рестораны, курортные комплексы.
