Храм Пресвятой Богородицы

(Повесть)

Аннотация

Повесть о трагической судьбе семьи,
пострадавшей от сталинских репрессий 1937 - 1938 гг.
Молодой глава семьи арестован, он исчезает навсегда.
Молодой коммунист принимал активное участие
в разрушении храмов.

Может быть именно это навлекло на его осиротевшую семью
страшное проклятие?..
Произведение повествует о реальных событиях.

“…И живёт в сердце вина.
Гнетущая, тихая, вечная.
Виноватый перед бабушкой,
я пытаюсь воскресить её в памяти…”

“ Пытаюсь поведать о бабушке людям,
чтоб в своих бабушках и дедушках,
в близких и любимых людях
отыскали они её и была бы
жизнь моей бабушки
беспредельна и вечна, как вечна
сама человеческая доброта…”

Виктор Астафьев “ Последний поклон”

… Ранним утром на рассвете ко мне приходит Храм.
Словно из предрассветного, зыбкого тумана выплывает он.
Туман рассеивается и возникает Храм.
Он плывёт, сверкает огнями, звонит колоколами.
А потом также тихо и незаметно тает в тумане…
Как Фата Моргана, как неизбежность.
Он вечный этот

Глава первая

Рождение Димки

Моего дядю Диму все называли просто Димка. И я называла его Димка, хотя он и был старше меня на двадцать два года. Он был младшим братом моей матери. Родился Димка глубокой ночью поздней осенью тысяча девятьсот тридцать седьмого года. В эту ночь на дворе бушевала буря, хлестал дождь и сильный ветер гнул деревья. Эта буря не предвещала ничего хорошего.
Такой же безрадостной будет и жизнь Димки. В ней будет мало радости и много печали.
В ту же ночь, когда родился Димка, пришли в дом люди в военной одежде и арестовали отца Димки, моего дедушку, молодого коммуниста. По - видимому, эти люди всегда старались приходить ночью, чтобы застать врасплох, поднять человека тёплым из постели. Но в этот раз в доме никто не спал, родился Димка.
Моему дедушке на тот момент было двадцать семь лет, бабушке было двадцать восемь. У них уже было четверо детей, Димка был пятым ребёнком.
Жили они в деревне, которая тогда называлась, кажется, Новая Кумара или Старая Кумара, точно не знаю, в Амурской области недалеко от областного города Благовещенска.
Моего дедушку звали Николай Трухин. Он успел увидеть своего новорожденного сына. Он видел его первый и последний раз в своей жизни.
Моего дедушку арестовали, увели и больше его никто никогда не видел.
В свой дом он уже никогда не вернулся. Дом остался недостроенным.
Хотели арестовать и бабушку, ей приказали: “ Собирайтесь ! “
Но женщины, сидевшие возле постели роженицы запричитали, завыли: “ Куда же она пойдёт, она ведь только что родила!”
Над бабушкой сжалились и не арестовали.
Таким образом, получается, что Димка своим рождением спас нашу семью.
Что было бы с детьми, если бы арестовали ещё и бабушку, страшно даже представить.
Дедушку отправили в трудовые лагеря, писать домой оттуда не разрешалось. О его судьбе никто ничего не знал. Его судили, как “ врага народа.” Теперь наша семья считалась семьёй “врага народа.” Хотя жили очень бедно, считались бедняками.
Через четыре года в сорок первом году началась война и дедушку из лагерей, также как и других заключённых, погнали на фронт, где он и погиб в сорок третьем году на Курской дуге. Впоследствии, бабушка получила извещение, где было написано “ пропал без вести на Курской дуге.”
Заключённых, которые прибывали на фронт из лагерей отправляли на передовую, бросали на прорыв. Им давали возможность “ искупить свою вину кровью.” Уцелеть в таких условиях было невозможно.
Самым страшным было то, что семья бабушки не только потеряла своего кормильца, но ещё и получила клеймо “ семья врага народа.” Помощь от государства в таких случаях не полагалась.
Маленький Димка выжил. В начале ноября празднуется день какого - то святого Димитрия. Наверное, в честь этого святого и назвали Димку. Хотя религия тогда была под запретом и церковь сельская стояла полуразрушенная.
Дедушка мой был молодым коммунистом и в своё время принимал активное участие в разрушении сельских храмов. Православный народ его проклинал. На нашу семью упало проклятие…

Глава вторая

Переселенцы

Экскурс в прошлое

Шёл 1865 - й год. Стояло лето. По лесной дороге медленно передвигался обоз. В обозе было человек сто. Это были семьи крестьян - переселенцев одной из деревень в Нижегородской губернии. Переселенцы ехали на Дальний Восток в Амурскую область на свободные земли. Выехали сразу после Пасхи, а ещё не было пройдено и половины пути. А путь был не близкий, шутка ли сказать, - за Байкал.
Люди старались переезжать большими группами, так было безопасней. По лесным дорогам бродили разбойники, могли напасть и лесные звери.
Поэтому у крестьян в обозе были наготове ружья для самозащиты.
В 1861 - м году в России было отменено крепостное право. Люди стали свободными, но у большинства из них своей земли не было. Вместе с радостью о свободе пришли и новые трудности для крестьян. Часть крестьян подалась в города, стали рабочими. Стали трудиться на фабриках и заводах. Но и здесь были свои трудности, работы на всех не хватало.
Часть крестьян оставалась в деревнях, люди нанимались в батраки к своим же помещикам. Но и здесь были трудности. Многие помещики продавали свою землю, уезжали. C землёй было много хлопот и проблем.
Поэтому император Александр Второй издал указ, разрешил крестьянам перебираться на Дальний Восток на свободные земли. Желающим стать переселенцами полагалась небольшая денежная помощь от государства. Часть крестьян стала переезжать на Дальний Восток.
Вот и крестьяне одной из деревень Нижегородской губернии приняли решение на сельском собрании стать переселенцами, ехать на поселение в Амурскую область, получить там землю для своих семей.
Ехали на телегах, запряжённых лошадьми. Ехали семьи и с маленькими детьми.Семьи везли разное добро: перины, подушки и постельные принадлежности. Везли разную утварь: самовары, чугунки, посуду. За обозом шли и коровы. Были в обозе и куры, и гуси.

Обоз остановился на ночлег. Выбрали хорошее место, возле лесного ручья. Мужчины собирали сухие ветви, готовили хворост для костра. Женщины с коромыслами наносили воды, доили коров. Вскоре над костром закипела вода в большом чугуне, варилась каша.
Люди ели пшённую кашу, приправленную салом. Пили чай из жестяных кружек. В чай добавляли молоко и щепотку соли. До революции сахар был дорогим, простым людям он был не по карману. Если хотелось сладкого, ели мёд. Даже варенье варили на меду.
После ужина женщины мыли посуду возле ручья, стирали бельё и развешивали его на верёвках, протянутых между деревьями. Ребятишки бегали, резвились. Кормящие матери кормили младенцев грудью.
Люди начинали укладываться спать. Женщины и дети спали на телегах, мужчины стелили старые полушубки на траве и тоже ложились, устав от утомительного пути. Наступила летняя ночь. На небе загорались звёзды.
Группа крестьян из четырёх человек спать не ложилась. Им предстояло всю ночь сидеть с ружьями у костра, охранять спящих людей. Это были дозорчие. Сидел с ними возле костра и староста Димитрий.
Крестьяне сидели возле костра, курили самокрутки, разговаривали. Пожилой Митрофан обратился к старосте: “ Скажи - ко, Димитрий, как думаш, дадут нам за Байкалом землю, аль нет?”
- Ежели царь - батюшка обещал, знамо, должны дать, - отвечал ему Димитрий.
Крестьяне поговорили ещё и замолчали. Каждый думал о том, что ждёт их там на новой земле, какой будет там новая .жизнь. Вскоре двое из них задремали, а двое других продолжали бодрствовать всю ночь. До самого рассвета они не спали и тихо разговаривали, глядя на огонь костра.

Глава третья

Две девушки

Ранним утром две девушки, две сестры в простых русских сарафанах вышли из лесу с полными корзинками ягод, лесной малины. Старшую сестру звали Катя, ей исполнилось шестнадцать лет. Младшую звали Дарья, она была на год младше. Сёстры встали ещё до рассвета, ни свет, ни заря, и пошли в лес по ягоды. И вот теперь они шли с полными корзинками ягод к завтраку.
Малину ели и со сметаной, и со сливками и с парным молоком.
Девушки и не заметили, как следом за ними вышел из лесу парень лет восемнадцати, юродивый Захарка. Он держал в руке толстую палку, вокруг которой обвивалась крупная змея. Девушки весело переговариваясь, ничего не подозревая, шли по просёлочной дороге в сторону деревни.
Захарка догнал девушек и попытался набросить на них змею. Девушки оглянулись, и бросив корзинки, с криком помчались прочь. Яркая малина рассыпалась по дороге. А Захарка всё не отстаёт, бежит за ними, так и норовит накинуть на девушек змею.
Вот уже показался золотой купол высокой колокольни. Золотой крест сияет в лучах восходящего солнца. Храм Пресвятой Богородицы находится на повороте в деревню. Запыхавшиеся девушки быстро перекрестились на бегу, поправили платки и помчались дальше в сторону дома. Захарка вроде отстал.
Девушки забежали в свои ворота. С плачем сёстры бросились к отцу, который что - то мастерил во дворе.
- Тятенька, тятенька! А Захарка - то нас змеёй пужает. Он на нас змеёй кидается. -
Их отец рослый, ещё крепкий крестьянин сорока пяти лет. Зовут его Максим Нижегородцев. Свою фамилию он получил от своих предков, живших до отмены крепостного права в Нижегородской губернии. Его отец Алексей родился ещё там при крепостном праве и был одним из переселенцев, перебравшихся в Амурский край на свободные земли.
Отец неспешно закрывает деревянные ворота на прочный засов, а потом прикрикивает на своих дочерей.
- А ну, марш! Хозяйством заниматься! - И девушки быстро разбегаются по своим домашним делам.
Максим Нижегородцев уже похоронил двух своих жён и недавно женился в третий раз. Жена моложе его на двадцать лет. Только в третьем браке у него родился долгожданный сын. Максим назвал его в честь отца Алексеем.
Женщины в деревне рожали часто, в домашних условиях. Никакой медицины в посёлке не было. Женщины часто умирали от послеродовой инфекции. И женская, и детская смертность была высокой. Люди говорили:
“ Бог дал, бог взял.” И смирялись. В надежду на встречу в царствии небесном.
Дочери Максима Екатерина и Дарья были от первого брака. Были ещё две дочери от второго брака. Через два года, когда Кате исполнилось восемнадцать лет, её выдали замуж. Замуж выдали не по любви, а по отцовскому приказу, как и положено в крестьянских семьях.
Шёл уже 1927 - й год, а деревня, которая находилась в глуши, продолжала ещё жить по испокон заведённому, старинному укладу.
До сих пор не могу понять, как мог отец моей бабушки, мой прадед, выдать свою дочь за Николая Трухина. Он, мой дедушка был младше бабушки на год. Когда они поженились, бабушке было восемнадцать лет, а ему семнадцать. Он ещё не созрел, не состоялся, как взрослый, самостоятельный человек со своими устоявшимися взглядами на жизнь. И было ясно, что бабушка не будет за ним, как за каменной стеной.
А может - быть на моего прадеда произвело впечатление то, что отец Николая Трухина был награждён Георгиевским крестом.*
Скорее всего, отец моей бабушки находился под влиянием своей молодой жены, бабушкиной мачехи, которой не терпелось поскорее избавиться от надоевших падчериц, хотелось побыстрее спихнуть их из дому. Вот и выдали за семнадцатилетнего Николая Трухина, а он, треанафема, безбожником оказался!
В большой горнице Максима Нижегородцева в красном углу висела старинная, большая икона, образ божьей матери с младенцем на руках. Перед иконой висела лампадка, в ней чуть теплился слабый язычок пламени, тускло освещая туманный лик Богородицы.
Максим Нижегородцев подошёл к образу, и словно ища защиты у божьей матери, поднял дрожащую руку и трижды перекрестился.

* Примечание. В “Памятной книге Амурской области”есть запись:”Известен один из жителей с. Новая Кумара, награждённый Георгиевским крестом: Трухин Андрей, 1877г .рождения.
Кумарский округ, пос. Ново - Кумарский, приказный Амурского казачьего
полка, Георгиевский крест IV степени номер 88081 за китайский поход 1900-1901 гг.”

Глава четвёртая

Разрушение храма

1935 - й год, октябрь. Амурская область, пос. Новая Кумара, ныне пос. Шимановка, Шимановского района.

Наступил октябрь. Погода стояла спокойная, тихая. На большей части России в середине октября уже выпадает снег. Поэтому ещё до принятия христианства на Руси в середине октября отмечали праздник Покров. Первый снег покрывал землю. Снежный покров. После принятия христианства этот праздник стали именовать Покров Пресвятой Богородицы.
Приближался этот храмовый праздник, отмечаемый 14 - го октября. Праздник этот при советской власти уже никто не праздновал, боялись. При советской власти церковные праздники праздновать было запрещено. Да и сам храм Пресвятой Богородицы уже более десяти лет стоял заброшенный, был приспособлен под склад. Церковные службы остались в прошлом, и крест с купола и колокол были давно сняты.
Но в этом году партийное руководство посёлка решило отметить праздник Пресвятой Богородицы, правда, весьма своеобразно. Было решено окончательно разрушить храм, как пелось в песне “Интернационал”: “Разрушим до основанья, а затем” на этом месте построить новое правление колхоза. Место было очень удобным, на возвышенности.
С самого утра начались подготовительные работы. Была создана молодёжная бригада, в которую входили комсомольцы и молодые коммунисты. Бригаду возглавил молодой коммунист Николай Трухин, муж моей бабушки.
К десяти часам утра на церковный двор прибыл председатель колхоза и другие руководящие партийные работники правления колхоза. Председатель обратился с речью к собравшимся: “ Товарищи! Религия это опиум для народа!..”
На церковный двор въехал трактор, которым управлял молодой тракторист Устин. Молодёжь, к тому времени, под руководством Николая Трухина, закрепила один конец троса на куполе храма, другой конец закрепили за трактор. Николай дал команду и трактор рванул вперёд.
Молодёжь наверху накренила купол, трактор натянул трос. И вот, под громкие, восторженные крики храмовый купол рухнул на церковный двор.
Разрушение храма началось. Активные комсомольцы с энтузиазмом начали разбирать церковь по кирпичику.Работали усердно и с песней. Однако, за один день разобрать всё церковное здание не удалось.
После пяти часов вечера начало быстро темнеть. На церковном дворе были расставлены столы с угощением: бутыли с самогоном, миски с квашеной капустой и солёными грибами, тарелки с нарезанным салом.
До поздней ночи на церковном дворе шёл праздник. Люди гуляли: пили, ели и плясали под гармошку. Так своеобразно был отпразднован день Пресвятой Богородицы. Итоги этого празднования были печальны.
Примерно через неделю, председатель колхоза скоропостижно скончался от инфаркта или, как тогда говорили, от разрыва сердца. Через два месяца трагически погиб молодой тракторист Устин. Вместе с трактором он упал с обледеневшего моста в уже замёрзшую реку Берею. А ещё через два года муж моей бабушки, молодой коммунист Николай Трухин был арестован, как “враг народа,”и сгинул навеки.
“В своё время два православных священника - протоиерей Георгий Флоровский и отец Александр Шлиман - задались вопросом: как могло случиться, что народ, который называли “наихристианнейшим и богоносным” поддержал в массе своей атеистическую вакханалию в России?
И пришли к печальному выводу: не был народ ни богоносным, ни наихристианнейшим, под покровом неукоренившегося христианства в его душе бушевали языческие страсти, которые и вырвались наружу, когда с них были сняты вериги - не без влияния врага рода человеческого”.
Александр Бушков “ Россия, которой не было”

Глава пятая

Трудная жизнь

Последний свидетель

После ареста мужа, моя бабушка, которой чудом удалось избежать ареста, осталась одна с четырьмя детьми на руках. Вообще - то, у бабушки было пятеро детей, но её первенец Лёня, родившийся в 1928 - м году, умер в возрасте шести месяцев и был похоронен на сельском кладбище.
На момент ареста старшему сыну Гоше было шесть лет, дочери Вале было четыре года, Любе, моей будущей матери было два года, Димка был грудным младенцем. Никакой помощи от государства бабушка не получала.
Дом остался стоять недостроенным, некому было покрыть крышу. Бабушка обратилась было за помощью к председателю колхоза, но тот сказал ей: “ Ваша семья, - семья “врага народа.” Мы не имеем права помогать таким семьям.”
В соседней деревне жил отец моей бабушки Максим Нижегородцев, но и он не мог помочь своей дочери, это было запрещено. Если бы он оказал ей помощь, его могли бы арестовать и отправить в лагерь. Так и остался стоять дом без крыши. Кое - как бабушка натянула и закрепила брезент вместо крыши, закрепила его досками. Жили и зимовали в небольшой пристройке.
Несмотря на то, что дети были маленькие, бабушке нужно было с раннего утра до темноты работать в колхозе. Зарплату в колхозе не платили, записывали крестьянам трудодни. Потом за эти трудодни выдавали немного зерна, крупу, корма для домашнего скота и птицы. Но очень часто семья голодала, все излишки забирало государство. Выручало то, что в этой же деревне жила свекровь моей бабушки Олимпиада. Рано утром бабушка отводила детей к свекрови, а сама бежала на работу. Когда Димка был маленьким, ей иногда удавалось прибежать в обеденный перерыв и покормить его грудью. Но это было можно только зимой, когда не было работы в поле. Летом же колхозницы работали далеко в поле и приходилось грудных детей брать с собой. Потом маленький Димка подрос, стало немного легче.
Бабушка работала в колхозе, а за детьми присматривала свекровь Олимпиада. Она почему - то любила только маленького Димку. Наварив в русской печи чугунок каши, Олимпиада накладывала полную миску каши, брала деревянную ложку и садилась есть. Голодные дети сидели на лавке и смотрели как их бабушка ест. Съев половину миски, та откладывала ложку в сторону и звала Димку: “Доедай, Митяшка!”
Димка быстро вскакивал, садился за стол и начинал быстро работать ложкой.
Других детей Олимпиада не приглашала.

Прошло четыре года после ареста мужа, но никаких вестей о нём бабушка не получала. Осуждённым писать оттуда не разрешалось. Шёл уже сорок первый год, наступило лето. Началась война. В посёлке началась мобилизация, а вестей о своём муже бабушка так и не получила. Только в сорок третьем году бабушка получила извещение, где было написано:” Пропал без вести на Курской дуге”… и больше ничего. Больше бабушка ничего не узнала о своём погибшем муже. И впоследствии, когда в пятидесятых годах началась реабилитация незаконно репрессированных, бабушка не стала хлопотать. Она была малограмотной и не знала куда надо писать.Я точно не знаю, получала ли бабушка пособие за своего мужа, погибшего на войне “в связи с утратой кормильца” или нет. Ведь её муж, мой дедушка был репрессирован, как “враг народа,” а справку о реабилитации бабушка не получала. Воэможно, что никакого пособия она не получала.

…2015 - й год. Россия, Белгород, район Курской дуги.
Здесь за городом на окраине Белгорода тихо и спокойно. Просыпаюсь рано утром. За окном тишина. В природе всё спокойно. Где - то рядом находится деревня Прохоровка, рядом Курская дуга. Прошло семьдесят два года после сражения на Курской дуге.
Может - быть, здесь на этом месте, где я сейчас нахожусь, шли танки, шёл бой, стонала земля, вывернутая, поднятая на дыбы. “ Здесь раньше вставала земля на дыбы”, - пел в одной из своих песен Владимир Высоцкий. Ведь здесь на этом месте было раньше поле, домов не было. А сейчас здесь такая тишина… Как всё зыбко в этом мире…
Эта песня Высоцкого называлась “На братских могилах не ставят крестов.”
Иногда я думала о том, что моего погибшего дедушку, которому на момент гибели было тридцать три года, не захоронили в братской могиле. Наверное, его тело так и осталось лежать незахороненным где - нибудь в лесу или в какой - нибудь безымянной могиле. Ведь, если в извещении, которое получила бабушка, было написано “пропал без вести”, значит следы затерялись.
Мы никогда не занимались поисками, не искали его боевых товарищей. Никогда его не поминали. Может - быть, бабушка поминала его, только нам не говорила.

Война была далеко. Бабушка продолжала вместе с другими женщинами тяжело работать в колхозе. Теперь бабушка оставляла детей под присмотром старшего сына Гоши. Однажды зимой, когда бабушка была на работе, дети сидели голодные.Еды в доме никакой не было. Не было ни муки, ни крупы. Наверное, всё отдавали фронту.
Когда бабушка уходила на работу, дети брали мешок, лопату и шли в поле выкапывать мёрзлую картошку из - под снега. Иногда местами оставалась невыкопанная картошка. Потом дома толкли эту картошку и на печке пекли лепёшки.
Но в этот день была сильная метель, пурга. В поле не выйти. В закутке за печкой находился маленький поросёнок. Дети задушили поросёнка, сварили его и съели. Когда бабушка пришла вечером домой, поросёнка в закутке уже не было, он был съеден. Летом выручали ягоды, грибы и разная зелень, а вот зимой было очень тяжело.
Снова наступило лето. Всё лето дети тяжело работали, помогали в колхозе, чтобы иметь возможность купить поросёнка. Наконец, бабушка приобрела поросёнка и дети помогали его выкармливать. Откормили поросёнка и в ноябре к октябрьским праздникам зарезали уже большую свинью. Сало и мясо засолили и сложили в деревянную кадушку, которую поставили в холодном,
неотапливаемом доме. И, вот ужас! В этом доме не было крыши и, когда все спали, в дом проникли воры и унесли всё сало и мясо. Обокрали детей - сирот.
Дети остались на зиму без съестных припасов. Вот такая тяжёлая была жизнь.

Примерно в середине войны неподалёку от города Благовещенска открылся госпиталь для раненых. Туда требовались женщины для работы прачками.
Руководство области потребовало от председателя колхоза, чтобы он направил несколько женщин - колхозниц для работы в госпитале.
Направили несколько женщин, в том числе и мою бабушку. Госпиталь находился за рекой Береей. Женщин возили туда на лодке, а до реки нужно было ещё идти пешком. Работали женщины колхозницы бесплатно, опять - таки за трудодни, как в колхозе. Трудовых книжек у женщин не было, поэтому и записей никаких не делали. Женщин кормили в госпитале, но относить часть еды домой детям категорически запрещалось. Всё же женщины как - то ухитрялись прятать узелочек с едой для детей. Работа была тяжёлая. Всё стирали вручную, воду таскали вёдрами из реки.
Стирали одежду раненых, постельное бельё и окровавленные бинты. Бинты не выбрасывали, их стирали по несколько раз. Целый день женщины стояли, согнувшись над железными корытами, над паром, тёрли бельё на стиральных досках. Стирали хозяйственным мылом.
Перед работой бабушка отводила детей к своей свекрови. Со слезами на глазах бабушка вспоминала: “ Придёшь, бывало, поздним вечером с работы, уставшая, наработаешься, рук не чувствуешь. Юбка, как кол стоит.” -
Женщины - крестьянки носили длинные ситцевые юбки, когда юбки высыхали от мыльной пены, они становились твёрдыми, как накрахмаленные. - “ А свекровь , - вспоминала бабушка, - с криком на меня набрасывается: “Ты не работаешь, ты б…”
Вот такая тяжёлая была жизнь.

У моей бабушки, как у колхозницы, никакой трудовой книжки тогда не было. Поэтому и записей о том, что она во время войны работала в госпитале, у неё не было.Бабушка была малограмотная и не догадалась взять какую - нибудь справку из госпиталя. После войны бабушка получила медаль “Мать - героиня”, кажется, это было в 1954 - м году.
Впоследствии, когда бабушка оформляла пенсию, советская власть назначила ей иждивенческую пенсию тридцать рублей в месяц. Как - будто, бабушка и не работала с ранних лет на тяжёлой работе. Всю свою жизнь бабушка тяжело работала, а её сделали иждивенкой и дали копеечную пенсию.
Доказать, что она во время войны работала в госпитале, бабушка не могла.
Потом ей посоветовали, что она должна найти свидетеля, который работал во время войны вместе с ней в госпитале, и который мог бы подтвердить на судебном заседании, что бабушка действительно во время войны работала в госпитале. Бабушка нашла такого свидетеля в Благовещенске, но перед самым судебным заседанием этот свидетель скоропостижно скончался.
Проклятие продолжало действовать!

Глава шестая

Маленькая Валька

В 1949 – м году моя бабушка в возрасте сорока лет вторично вышла замуж. Случилось это так.
Неподалёку от её дома на соседней улице жил ветеринар по фамилии Ходов. Некоторое время назад у него умерла жена. В возрасте сорока четырёх лет Ходов овдовел. Его жена умерла, оставив ему двухлетнюю дочь Вальку. Люди в деревне говорили, что жена Ходова умерла от рака по-женски, и что эта болезнь образовалась у неё из-за того, что Ходов был неспособен жить регулярной половой жизнью. Ходов пил горькую. Люди говорили, что маленькая, двухлетняя Валька содержится в ужасных условиях.
Однажды, бабушка решила пойти посмотреть на маленькую Вальку. Калитка во двор Ходова была приоткрыта. В первой комнате прямо в кирзовых сапогах на постели, на железной кровати спал пьяный Ходов. Бабушка прошла в соседнюю комнату. Голодная, грязная Валька сидела на полу и жевала газету.
Впоследствии бабушка рассказывала, почему она решила выйти замуж за Ходова. - «Вальку стало жалко», - объясняла бабушка.
Но мне кажется, что причина была не только в этом. Мне кажется, что бабушка что – то такое понимала. Чувствовала, что с нашей семьёй что – то не так. Что, возможно, довлеет над нашей семьёй проклятие из-за разрушенного храма Пресвятой Богородицы.
Мне кажется, что бабушка надеялась, что вот , если она сделает доброе дело и возьмёт к себе бедную сиротку, то и над нашей семьёй бог сжалится и снимет с нашей семьи проклятие…
Увы, этого не произошло. Время показало, как горько ошибалась бабушка. Проклятие продолжало преследовать нашу семью. Иногда мне казалось, что и маленькая Валька, став членом нашей семьи, тоже автоматически попала под это проклятие…

Впоследствии моя мать вспоминала, она увидела, что по дороге едет лошадь, запряжённая в телегу. Лошадью управлял Ходов. Бабушка сидела на телеге. Моя мать пошла им навстречу. Они побывали в сельсовете.
- Мы женились, - объявил ей Ходов. Моя мать, рыдая, пошла вслед за телегой. Впоследствии, вспоминая своё детство, она рассказывала, что иногда бабушка уезжала куда-то по делам и оставляла её с Ходовым.
«А Ходов не давал мне ни пить, ни есть», - вспоминала моя мать. Вдобавок ко всему, оформив свой брак с Ходовым, бабушка утратила право на пенсию « в связи с потерей кормильца», её мужа, моего дедушки, погибшего на войне.

У маленькой Вальки, которая впоследствии выросла, личная жизнь долгое время не складывалась. Внешность у неё была своеобразной. Когда Валька выросла, она была больше похожа на китаянку, чем на русскую. Наверное, сказалось влияние чужой крови в Амурской области, где население было смешанным.
Лицо у неё было широкое, слегка плоское ,волосы были тёмные, прямые, жёсткие. Маленький рост. Она не имела успеха у мужчин. Вдобавок ко всему, у Вальки не было ни своего жилья, ни красивой одежды. Ей нечем было привлечь мужчин. Мужчин привлекает в первую очередь внешность, а не красота души женщины. Особенно здесь на юге.
К тому времени, когда Вальке исполнилось двадцать лет, мы уже жили на юге. У неё были большие математические способности, она училась заочно на физмате в Одесском университете, куда она перевелась из города Южно - Сахалинска. Она также перевелась со стационара на заочное отделение, так как содержать её было некому.
Валька работала на Главпочтамте, сначала почтальоном, потом оператором связи. Она готовилась стать учительницей, преподавать математику. Но в начале семидесятых профессия учителя уже потеряла свой престиж. Платили учителям мало, жильё городским учителям не давали. Парень, которого она полюбила, оставил её, нашёл более привлекательную девушку. Надежды на получение жилья в нашем городе у неё не было. Для того, чтобы получить квартиру , нужно было идти работать на стройку или приёмосдатчицей в порт. Это были две организации, которые строили жильё. И в том, и в другом случае нужно было работать и на жаре, и на морозе. Здоровье у Вальки было слабое, она страдала астмой. Она не смогла бы работать на стройке, где нужно было целый день стоять на сквозняке.
Таким образом, ни на почте, ни в школе жильё не давали. Только партийные работники и военные могли рассчитывать на быстрое получение жилья. В нашем городе люди , работающие в порту, ждали жильё примерно пятнадцать лет.
Вдобавок ко всему, Валька во время учебной практики не смогла найти общий язык с учениками – десятиклассниками. Ученики её не приняли. Она не смогла найти с ними общий язык. Может-быть, им не понравилась её скромная одежда. Дети, молодые люди, которым не пришлось испытать трудности в жизни, бывают очень жестокими. Валька тяжело переживала свою неудачу в школе.
Помню, как Валька приобрела зимнее пальто в кредит. Пальто стоило триста советских рублей, а зарплата у неё на почте была шестьдесят рублей. Вальке пришлось полгода выплачивать кредит за это пальто. За шесть лет, которые Валька прожила на юге, она смогла приобрести три «крупные вещи» : это зимнее пальто, светло-зелёный импортный плащ с «золотыми» пуговицами и красные, литые, резиновые сапоги индийского производства. Разумеется, о покупке жилья или своей машины, как у женщин на Западе, и речи не могло быть.
Помню, что когда я училась в седьмом классе, у нас с Валькой была одна кофта на двоих. Наша семья на тот момент уже жила бедно. Самая дешёвая кофта стоила двадцать пять рублей. Вообще, приличная кофта стоила от сорока рублей и выше. А зарплата у Вальки была шестьдесят рублей. Не так то просто было купить кофту. Да и в свободной продаже хороших вещей не было. Хорошую вещь нужно было «доставать» через знакомых и ещё переплачивать.
Тот, кто раньше из нас вставал, одевался и уходил, тому и доставалась кофта. Кажется, эта кофта принадлежала моей матери, но на тот момент моя мать была ещё домохозяйкой, поэтому кофту одевали по очереди мы с Валей. Мне кажется, что иногда я нарочно старалась встать раньше, одеться и уйти, чтобы Вале не досталась эта кофта. Сейчас мне очень стыдно и больно об этом вспоминать. Только теперь я понимаю, как тяжело было Вале. Не имея своего жилья, жить приживалкой. Не иметь надежды на получение своего жилья. Не иметь хорошей одежды, не иметь рядом надёжного человека… Жить без помощи родителей.
После неудачной учебной практики, несмотря на то, что Валька училась уже на шестом, последнем курсе физмата, она бросила университет, хотя до получения заветного диплома оставалось всего полгода. Вся наша семья, все родные просили Вальку не бросать учёбу, доучиться и получить диплом. Ведь главное, это получить диплом. Но Валька была очень упрямой и настояла на своём, бросила университет. Может-быть, она потеряла интерес к жизни после того, как молодой человек, которого она полюбила, оставил её… Так она и осталась с неоконченным высшим образованием.
Несмотря на то, что Валька была очень серьёзной, трудолюбивой и дисциплинированной, у неё были постоянно неприятности на работе, на почте. То пропадёт сумма денег из кассы, то какие-то сплетни, то какие-то неприятности с секретаршей начальника Главпочтамта. Валька была человеком прямым, искренним, никогда перед начальством не заискивала, сплетен не собирала. Может-быть, поэтому Вальке и было тяжело работать в женском коллективе.
А однажды в конце рабочего дня на Главпочтамте начался пожар, выйти через двери уже было невозможно , и работницы почты стали прыгать из окон. Хотя здание было одноэтажным, окна находились очень высоко, на уровне второго этажа. Наверное, всё это переполнило чашу терпения у Вальки, и в августе 1973-го года она вернулась на Сахалин. Почему я не удержала её, не знаю. Валька была самым серьёзным, если так можно выразиться, самым « нормальным ,» человеком в нашей семье, которая к тому времени уже начинала разваливаться. Валька была самым здравомыслящим человеком в нашей семье может-быть потому, что она и не была нам родная по крови?..