Разные судьбы ч. 3
21.06.1993, пон. Сегодня удалось выполнить невыполнимое, как казалось мне, поручение сына – найти ему Учителя дзен-буддизма. Были с Юсинем в буддийском храме красот внутри великих и с трудом великим, после 4-го или 5-го долгого и нудного объяснения со служками, не понимавшими, как это так мы хотим обрести Учителя для заочника, познакомились с (копирую визитку) Shanghai Jade (нефритовый) Buddha Temple interpretator'ом, окончившим аспирантуру философского факультета Шанхайского университета Фудан. В миру у него было нормальное, с нашей точки зрения, имя, нынче он избрал поэтическое – Проницательное Облако. Да вот незадачка – звучит оно: Hui Yun. Только мне, автору будущего, пока неопубликованного трёхтомника «Юморские рассказы», могло та крупно «повезти»! Ни в жисть нарочно не придумаешь! А вообще Серёге повезло: Учитель говорит по-английски. И он сказал мне: Ваш сын может писать мне. И добавил, помолчав: - Наверное, это судьба...
Птичка выручил: по-шанхайски Хуй Юн звучит – Фи Юн! Адрес: 170 An Yuan Road, Shanghai, China. Tel. 2580098 2550477x9 (тел. его кельи). Дарю всем будущим дзен-буддистам!
Весь день мы с Птицей летали по городу – на машине, автобусе, пёхом – в храм, банк, торговую фирму. Много и о многом говорили. «Птичий» язык: лекарственный магазин – аптека; безжирное мясо – мускулы; «Волга» в Китае пошла на пенсию, деталей нет; мы ужинаем за столом, комары ужинают под столом (нашими ногами), надо воеваться с ними; не подождался... А вот неожиданные языковые трудности: соответствует... вполне... охотно... свойственно... Мои китайцы кивают, да вдруг и спросят: - Что такое лазумеется?
Маршал Линь Бяо говорил: Одно слово Мао равно словам 10 тысяч человек!.. 10 тысяч (ван) – числовая единица в Китае: 10 ван = 100 тыс., 100 ван = млн., 1000 ван = 10 млн., а уже 100 млн. – ий. Линь Бяо считался потенц. преемником Мао, но разбился на самолёте в Монголии в 1969-м. Теперь, говорит Птица, одно слово американцев (бойкот Китаю, попирающему права ч-ка, за Тяньаньмынь) = 10 тысяч слов Мао. Я соглашаюсь с ним: китайцы, говорю, американцам памятник должны поставить. Птица возражает:
- Американцы – как всемирные полицейские, везде нос суют...
Между тем, по ТВ каждодневно – военные фильмы. Они восторженно воспевают доблести военных, войны в мире, твердят, неизбежны. Невольно вспоминаю эмигранта первой волны Петра Мельникова, три года назад в Сиднее предрекавшего: - Вам ещё придётся воевать с Китаем... Впрочем, думаю, ошибаются и кит. правители, и Мельников: войны не будет.
Зимой в Шанхае, оказывается, не топят, хочешь согреться – жги эл-во, недавно оно стоило 24 фынь 1 квт, а сейчас – 40. Птица в м-ц 20-30 юаней платит – дорого. В Китае принцип: к северу от Янцзы зимой топят, к югу теплофикации нет.
В тёплых краях много грызунов и пр. вредителей с/х, а посему много применяют химии, поэтому овощи и фрукты очищают от кожуры, чему я всё время противлюсь. Салатов вообще, в нашем понимании, нет. Овощи – только варёные, ну огурцы можно солёные, а помидоры – с сахаром.
Сахаром меня замучили: мясо в маринаде – с сахаром, соя в блинчике – сплошное повидло, арбуз тоже с сахаром...
Неск. дней по ТВ идёт реклама фильма о кит. деревне, вроде «Поднятой целины». Страсти-мордасти, кого-то тащат в коммуну, кто-то из неё бежит. Это начало 80-х, говорит Птица, коммун уже нет, но «крепостное право» остаётся: далеко не убежишь, ибо работы в др. месте не дадут, талонов на рис – тоже. Норма на ч-ка – 15 кг риса в меяц в городе, 12 в деревне. Талоны были – мин. – на 50 г, макс. – 5 кг. На талон 300 г (плюс деньги) ты мог купить 0,5 кг печенья. Талон давал право покупать рис по госцене: 32 фыня (Птица: копейки) за кг. Своб. торговля рисом была запрещена. На международ. рынке 1 кг хорошего риса = 3 кг муки. Поэтому кит. правит-во имеет как бы резерв на случай неурожая – 1:3. Отменили талоны недавно – 1.04.93...
Помнится, тонн 70 медузы затралили мы в Охотском море. «Записуха» (на ленте эхолота), говорил капитан, отличная была, вот косяк рыбы, думали, рванём... Вылили на палубу и плевались... А в Шанхае – 8-10 юаней за кг медузы дают. Т.е. около 70 тыс. $ мы выбросили. Отвези в Шанхай – и можешь новый пароход купить!..
Профессор Хоу на прощанье принёс кучу махровых полотенец – образцы для продажи, изучения спроса. Н-да, само слово «изучение» здесь – словно в насмешку. Проф. технического универ-та, учёный, преподающий сложнейшую (по ОИИМФу помню) науку «Детали машин», вынужден, как и у нас сейчас, заниматься чёрт те чем, полотенцами торговать! Он был в Японии, познакомился с коллегой – тот получает в м-ц 1 млн. йен, т.е. около 8000$. А Хоу – 500 юаней (50$). В 160 раз меньше! «А он не умнее меня», - смеётся Хоу, кот. частенько консультирует того яп. профессора.
1903 уезда в Китае. Ок. 16% взрослых – неграмотны. И вообще – как «много» мы друг о друге знаем! В 1986-м погиб «Адмирал Нахимов», 400 гробов, мир, казалось нам, содрогнулся, а мир, китайский во вс. случае, ни хрена не знает. Птица и Яша были на «Нахимове» на плавпрактике. Я поведал о его гибели – у них глаза на лоб...
Представитель ДВ пароходства Бахмат вчера сказал: в 14.00 поедем на «Художник Федоровский» и узнаем, что он и куда, когда и как. Судно полгода не было дома, идёт из Европы, из Мурманска – вот всё, что он знал. И именно потому (я позже понял) он собирался на борт: как же, столько интересных портов захода, можно поживиться презентами у капитана, выпить, поболтать. А тут я свалился: с вами хочу ехать. Сославшись на занятость, Бахмат отправил своего кит. агента со мной. Долго ехали и приехали часов в 16. И выясняется: судно стоит у причала с субботнего утра, заканчивает выгрузку и в 2 ч. ночи уходит во Влад-ток!.. Я и челюсть отвесил. Ведь в субботу я просидел у этого Бахмута в его шикарном офисе часа два – в обед. Судно выгружается, а представ-ль пар-ва ничего не знает и лишь на третий день посылает за новостями агента. Капитан: представитель должен был меня информировать, когда, куда мне становиться, как и чем грузиться или выгружаться, а он шлёт человека узнать это у меня...
Дальше события развивались по минутам. В 16.40 из каюты капитана я по тел. сказал Бахмату: мы с вами (мы!) немного в субботу протабанили, разрешите мне воспользоваться машиной и попробовать оформиться у властей. Он: сейчас конец раб. дня, вы ничего не успеете, осталось меньше часа до конца работы Penavico (кит. морагентство). Сейчас трафик (прямо как австралийский эмигрант), так что даже если вы успеете до закрытия, то увидите лишь пустые глаза чиновников, 99% что вам ничего не удастся. Впрочем, это я так, а точнее будет сказать: 110% что ничего не получится. Я китайцев знаю.
Уговорил я его всё же, и мы поехали. У меня такое впечатление, что агент-китаец шепнул шофёру: езжай медленнее, чтоб избавиться от этого суляня. Поздно, мол, приехали, гуд бай... Нас то и дело обгоняли...
Агент-китаец болтает с шофёром, машина ползёт с пешеходной скоростью. Минутная стрелка движется куда быстрей. Вот уже 17.00. Вот 17.20... Подъехали к Penavico в 17.29. Две минуты шли ко входу (машина встала за углом), точнее, я бежал, а агент с Птицей трусили за мной. На 3 этаж взлетели мокрые: +37 вторые сутки. Чиновники, само собой, уже с сумками в руках и пошевеливают ключами от великов. Агент с одним перекинулся парой слов, с другим и, обращаясь ко мне, разводит руками: дескать, этого и надо было ожидать. Тут же с таможенником обменялся двумя-тремя фразами и – опять ко мне с видом многоопытного кадра: я ж говорил, мол (или мой шеф говорил), так оно и вышло.
Спускаемся вниз, едем кругами к пограничникам, кот-е, оказ-ся, за углом, пешком – 3 мин. (потом мы с Птицей этот маршрут перемеряли ногами трижды). С погранцами агент тоже много слов не тратил и, выйдя от них, сел в машину, мило мне улыбнулся и сказал: - Уже 6 часов, нам надо ехать домой, мы спешим, сорри, ба-бай!
- Переведи ему, - сказал я Птице, - что я уже неделю спешу во Влад-ток. И скажи спасибо от меня ему и Бахмату за «помощь», за «хор. работу»...
И вылез из машины, не прощаясь, из кондиционир. рая «для белого ч-ка» в 37-градусную духотень жёлтой улицы, забитой велосипедистами, трезвоном и сигналами, пропитанной потом и мучительной жаждой. И картинно плюнул в сердцах под ноги. Машина с агентом разворачивалась за моей спиной. Птица потом перевёл мне его ответ: - Я уже не успею объяснить вам, почему мы не знали о «Федоровском»...
Птицу в 1968-м во имя соединения интеллигенции с народом отправили за 50 км от Шанхая в деревню на уборку хлопка (раз в м-ц домой на 4 дня). «Школа кадров». 2 года – на хлопке, за это время НИИ разогнали: интел-цию на з-ды-фабрики, и Юсипь попал в литейный цех, на самые вредные работы – до 1972-го...
С полчаса мой робкий Птица, приученный трепетать перед любым пигмеем, облачённым в форменную одежду, символ крепчайшей в мире государственности, ворковал с дежурным, сидящим за окошком, показывал мой паспорт, таможенную декларацию, записку от капитана «Федоровского». Наконец, убедил того позвонить на 3 этаж начальству. Оно ему сказало: гор. телефон, мол, не работает, так что пусть этот сулянь приведёт кого-н. из Penavico, чтоб они за него попросили и поручились.
Всё на этом, сказал я себе, финиш, ну какой же из тех надутых чинуш из грозной для наших моряков-рыбаков, недоступной «Пьяной Вики» пойдёт со своего 3 этажа, из кондиц-го кабинета в это банно-прачечное уличное пекло ради – ха-ха-ха – какого-то суляня, куда-то там спешащего, ну кто?..
Поплелись мы с Птицей в Penavico, поднялись уже через чёрный ход, через какие-то склады, обойдя для этого полквартала, снова на 3 этаж, а там – никого. Один-единст. дежурный, молодой парень, держит прижатые к ушам сразу две трубки, а ещё два или три телеф. аппарата стоят на столе, по одному греческий моряк разговаривает, лаская слух мой «калимера-калисперами», с женой Элой, говорит, что идёт в Японию. Разговор окончен, дежурный берёт трубку и сообщает грекам, моряку и его капитану: 9 мин. наговорили. Выписывает квиток, греки уходят. Но ещё два индуса (усатый красавец в белой чалме, мужества ничуть у него не отнимающей, рослый, излучающий дружелюбие, словно переполняющее всё его существо, изливающееся на вас через сияющие тёмные глаза; второй – Джагга из к/ф «Бродяга») ждут, когда дежурный освободится. Так проходит ещё с полчаса. Или больше?
Скажи ему, прошу я Птицу, что я напишу о нём в «Женьминьжибао», пусть поможет. Птица говорит, что он и так согласен помочь. И что несмотря на то, что таможенников на р-те уже нет, а он «онли ван» (палец показывает – только один в офисе), почему и не может уйти, чтобы говорить с погранцами. Связь неожиданно восстанавливается, радостно сообщает мне Птица, но я, видя ночь за окном, уже не радуюсь, я опустил руки, долго бывшие у меня, как петушиные крылья, растопыренные от жары, я жмусь к вентилятору, истекаю потом и хочу «домой», в университет Тон Цзи.
Отдаю дежурному одну из послед. визиток, он кладёт её перед собой и оч. долго разговаривает по тел., начинает улыбаться, разговаривая, хорошо так улыбается, человеческой, мудрой улыбкой. Гляжу, и Птица улыбается:
- Пойдём быстрей! Он договорился! – тащит меня за руку. Я не очень верю.
- Постой, - говорю, дай-ка я его награжу за то, что он такой хороший «чиновник с пустыми глазами», по Бахмату. Значок – русский медведь с прижатой к груди бочкой мёду – перекочёвывает с моей рубашки на его. Рашен биа, говорю. Он кивает, улыбается. Даёт мне визитку: Penavico China ocean shipping agency Shanghai branch James Chun ships operation department... И говорит мне сей милый Джеймс: - Вэлкам ту Penavico! Добро пожаловать в «Пьяную Вику» всегда!
Летим мы с Птицей, и он на бегу мне рассказывает: - Он договорился, ты понимаешь – о! – договорился с ними, дать им 4 пачки табачки, эти, папилоски, и всё. И всё!
Мне с трудом верится в это «и всё», а вдруг поверив, хватаю Птицу за руку возле киоска: - Стой!
Ночь, духотища, пот, в ларьке – мороженое, напитки, сигареты. Выбираем самые дорогие – по 6.80, импортных, увы, нет. Возьми, говорю, давая кучу юаней, бутылку водки им. Нельзя это у нас, машет Птица рукой в сердцах. Мы маленько уже сердимся друг на друга, издёргались за три часа бешеной гонки. Вино он тоже не хочет брать. Предлагаю хол. напитка взять. Что ты! – Птица фыркает на меня. – Взятка – вода?!.
Действительно, соглашаюсь я и предлагаю другой вариант взятки – 4 пачки мороженого. Птица (с него тоже пот льёт) неожиданно соглашается. Мы несёмся в погранчасть, снаружи похожую на нашу Петровку-38. Дежурный заглядывает в Птичью сумку, изучая, какими ж борзыми щенками берёт взятки его начальство. Потом звонит наверх. И пропускает туда одного Птицу. Сулянь, велело нач-во, пусть ждёт внизу.
Полтора часа я ждал! Рубаху – выжимай. Слава Богу, днём купил шорты и сразу надел их в примерочной, впервые в жизни. Это и помогло выдержать жуткий сей вечер. Гляжу из дверей – меж домов, поперёк улицы натянут лозунг, и он слегка парусит. Бегу на улицу и ловлю мокрой грудью движение воздуха, весь день провисевшего недвижимым зноем. Подставляю дуновению спасительному мокрые спину, бока. На др. стороне улицы, под фонарём, лежит на шезлонге старуха, подставив голые ноги ветерку и тоже поворачивается так и сяк. Выходят из погранчасти два солдата, деваха в шортах, гражданские парни – дышать, дышать...
Наконец, спускается Птица, измученная вконец, и выдыхает: - Всё! – безрадостно почти. – Всё...
- Что всё? Не получилось?!
- Всё. Всё уже. Получилось. Сейчас – опять туда, в Penavico.
Идём снова через склады, Птица показывает Джеймсу мой паспорт с красной печатью и объясняет, что завтра надо погранцам передать список пассажиров, «список меня», заверенный печатью Penavico.
Прощаемся с Джеймсом. 21 час. Ловим такси. Самое дорогое попадается – по 1.60 за км, хватило 20 ю. Птица по пути рассказывает, как погранцы ели мороженое (их два главных было), одно осталось несъеденным, а сигареты им, видно, не понравились – не импортные, поэтому долго не хотели ставить печать, говорили: нельзя без того, этого, надо ещё раз сходить куда-то зачем-то, но потом передумали...
К полуночи мы на такси подъехали к трапу «Федоровского». Птицу с трудом, но пропустили на борт. Он порадовался за меня – хор. каюта и т.д. Потом мы обнялись на трапе, и я долго махал ему рукой сверху, а он мне – мелькая меж портальными кранами, пока не скрылся за пакгаузом в ночи. Один, ночью, в огромном Шанхае... Я чуть не плакал над бедным моим, таким маленьким издали и тщедушным Птичкой. Пограничник на трапе изумлялся: какая, оказывается, может быть дружба между китайцем и сулянь, он показывал мне, как он поражён. «Май френд», - только так и смог я объяснить ему происходящее. Лет 19-20 солдатику. Значит, родился он всего за три года до смерти Мао и не пел уже «Сталин и Мао слушают нас». Мне очень интересно: как его воспитывают в современной кит. армии? А может быть, думаю я, он всё-таки слышал, что «Русский с китайцем – братья навек»?.. Но ведь и у братьев так часто судьбы совершенно разные...
Через полчаса я уже крепко спал. А в 4 утра проснулся от дрожи корпуса, выглянул в иллюминатор и увидел жёлтую реку и уплывающий за корму Шанхай, в огнях, дымах, в трубах, башнях и мостах. Никакая таможня меня ночью, как я ожидал, не трясла. Спасибо, Джеймс! Спасибо, Птица! Так не должно было случи-и-иться, как не поётся в песне о птице аисте.
Владивосток, апрель 2017г.
